Стереотеатр. Война Ещё Не Началась Все Шоу Глаголев FM podcast. Дмитрий Брусникин: Я не воюю ни с миром, ни с самим собой

07.01.2024

Пока Юрий Поляков безрезультатно сетует по статусным закоулкам на отсутствие современной (то есть его, Полякова) драматургии в репертуарах сколько-нибудь значимых театров, у Михаила Дурненкова выходит вторая за неделю премьера, и после технически и визуально изощренной "Утопии" Марата Гацалова в Театре Наций -

Еще сильнее смахивает на детсадовский утренник вчерашних студентов "Война еще не началась", но вот такое концептуальное решение сознательно предлагают режиссер Семен Александровский вместе с художником по костюмам Лешей Лобановым, нарядившим "брусникинцев" (необходимо теперь делать уточнение: старших, тем более что среди них уже настоящие кинозвезды, на которых прицельно идет публика - Василий "Тряпичный союз" и "Хороший мальчик" Буткевич, обросший бородой, но узнаваемый Петр "Ученик" Скворцов) в кислотно-яркие хипстерские одежки и до кучи в совсем уж ядовитых расцветок синтетические парики.

"Я люблю такие вещи, от которых залипаешь" - говорит безымянный персонаж пьесы, да они все тут безымянные, и пьеса-то состоит из набора монологов или дуэтных сценок-скетчей, к тому же повторяющихся, и перемежающихся "музыкальными" отбивками, когда молодые актеры среди шариков и флажков стучат молоточками-пищалками, дуют в свистульки и бренчат на полуразломанном ("препарированном") пианино что-то незамысловатое и не слишком благозвучное.

У Карена Шахназарова в фильме "Курьер" молодые герои вот точно так же бренчали и орали песню про козла, выражая через нее - и не имея, не находя других сколько-то легальных способов - крайнюю степень раздражения тем, что окружающая затхлая действительность их достала. В том же 1986 году, когда вышел "Курьер", на эстраду вышла с номером "Не пойдем сегодня на пляж" Клара Новикова, ее героиня, актриса, затюканная убогим совковым бытом, по роли должна была играть сатиру на загнивающий запад, но вместо разоблачения буржуев срывалась в истерику и, прежде чем взять себя в руки, успевала "разоблачить" ту же самую действительность, что доставала и шахназаровских малолеток. Прошли, что называется, годы, я бы даже сказал, десятилетия - но действительность затхлая и достала всех, у кого еще не до конца протухло содержимое черепной коробки, в первую очередь, естественно, опять-таки малолеток. "Война еще не началась", будучи памфлетом на злобу дня, напомнила мне сразу и эпизод из фильма, и эстрадно-юмористический номер тридцати-с-лишним-летней давности.

Среди сценок-рефренов в "Войне..." - диалог мамы и папы, увидевших сына в репортажах с "митинга мира" и, помимо животного родительского волнения за отпрыска, искренне недоумевающих, что "ребенок" там делает, под "вражескими" флагами - ну да, это злободневно. Или фантасмагорический "робот с блоком абсурда"... В то же время попытка вникнуть в отношения парочки после клубного знакомства и случайного секса вроде бы ни к конкретным историческим (да и географическим, ситуация-то универсальная - он "нашел свою единственную", а она про "мужа и детей" наутро вспомнила) реалиям не привязана, ни в характеры персонажей, тоже безымянных, разумеется, не углубляется - а тоже проходит лейтмотивом. Я бы не стал преувеличивать ни литературные достоинства материала (собрать по дюжине обрывочных записей из фейсбука Евгения Казачкова или Валерия Печейкина - и пожалуй что еще и получше пьеса готова!), ни оригинальность сценического воплощения текста, но через рефрены показать, как наращивается через каждое "проведение темы" на пустом, в общем-то, месте, градус агрессии, актерам Мастерской Брусникина (в некоторых сценках мальчики выступают за девочек, а актрисы берут на себя текст персонажей мужчин, для пущего "остранения", не иначе) удается.

Материал же, как и в случае с "Утопией", чересчур уж прямолинеен и даже для памфлета схематичен. Особенно что касается сценки (но она, впрочем, не повторяется, хватает одного раза для доходчивости) с участием мужа и жены, когда супруг, по всей видимости, ведущий теленовостей, приходит домой и не обнаруживает там ребенка, жена отправила сына к бабушке с испуга, увидев в передаче мужа репортаж о сожженном публично ребенке (ну привет "распятому мальчику" читается без подсказок); и хотя муж объясняет, что это фейк, что не было никакого мальчика - жена предпочитает верить тому, что увидела по телевизору, а не словам мужа, сказанным ей в интимной обстановке: мол, если хочешь, чтоб я успокоилась - иди и по телевизору скажи, что сожженный мальчик - выдумка; ну а он, конечно, не пойдет и не скажет, ему не за то платят... Ну а размноженный на четыре голоса монолог про попытку бросить курить, вероятно, призван оттенять политическую публицистику - а звучит ни к селу ни к городу.

То, что и с эстрады звучало бы "в лоб", спектакль "Практики" старается доносить не сразу, не вдруг, и не проясняя (тут нечего прояснять), но заглушая, в том числе и буквально, кричалками-вопилками-сопелками, плакатный пафос пьесы. Какой бы целевой аудитории это высказывание (а высказывания тут явно больше, чем образа) не предназначалось, я в нее очевидно не попадаю - не "залипаю" - при том что пафос готов разделить заранее, просто мне для этого спектакль смотреть необязательно. Нехитрая, хотя и броская форма - тоже слегка мимо меня пролетает, при том что смотреть на костюмы, на молодых актеров в них, на то, как под конец они меняются одеждами с простоявшими битый час без дела на площадке ряжеными манекенами, все-таки несколько увлекательнее, чем вслушиваться в слова, которые они при том произносят. За счет энергии исполнителей вся эта "агитбригада "бей врага" как-то и держится - но вот ей-богу, не стесняясь прибегать к штампам, невольно подумаешь: вашу бы энергию - да в мирных целях.

Я стараюсь не воевать с тем, что вокруг меня, наоборот, выстраиваю отношения с окружающей миром на обоюдном согласии. Если есть почва для диалога, договариваюсь. Если же нет, то не воюю - просто ухожу. - из интервью режиссера Семена Александровского.

Война, что еще не началась, но конца и края ей нет, кроется тут не в точных словах, а в паузах, в улыбках, в том, с какой жадностью брусникинцы хватаются за свои пищалки и трещотки, пытаясь выпищать и вытрещать тот ужас, что мы не можем или боимся объяснить.

КоммерсантЪ, Алла Шендерова

Здесь нет героев и людей, есть только текст, очень симптоматичный. Бороться с этим тотальным недоверием, ханжеством, глупостью и полной потерей ориентиров можно только так, проговаривая это вслух и желательно, как здесь - в гипертрофированном виде, яростным глаголом и с эмоциями на лице. Иначе от этой бациллы не избавиться. Потому и форма такая клоунада и цирк. Вообще, клоуны - это же не только развлечение, это еще ужас, страх и ненависть, про что этот спектакль. Боевые действия теперь у нас на кухне, потому и военная риторика в телевизоре так хорошо откликается в сердцах россиян. Она своя, родная.

Телеканал Дождь, Денис Катаев

Режиссер в программке обращает внимание, что хотел достигнуть терапевтического эффекта, пережить травматичные события через сочетание смеха и ужаса. Это ему удалось. Но только спектакль сейчас больше напоминает диагноз. Ценность пьесы совсем не в ее политической позиции и направленности. Самое важное, что драматургу удалось зафиксировать окружающий его пейзаж в том самом 2014-м году, той точке невозврата, когда все были раскалены и взрывоопасны настолько, что достаточно было малейшей искры, чтобы разнести все в клочья.

Парадигма онлайн-абсурда резко, без паузы продолжается нон-фикшн-новеллами, их рассказчики то ли злые клоуны, то ли наивные дети на шумном утреннике. Красочная одежда и искусственные сине-желто-фиолетовые кудри, пищалки и трещотки в руках, бойкая и остервенело-радужная мелодия на фисгармонии создают то однозначное противопоставление, которого требуют все эти черные или бесцветные истории «из телевизора». «В принципе залипать – это, наверное, самое сейчас главное удовольствие».

Независимая газета, Елизавета Авдошина

Start listening to #Все шоу Глаголев FM on your phone right now with сайт"s free mobile app, the best podcasting experience on both iPhone and Android. Your subscriptions will sync with your account on this website too. Podcast smart and easy with the app that refuses to compromise.

""THE best podcast/netcast app. Brilliantly useful, fantastically intuitive, beautiful UI. Developers constantly update and improve. No other podcast/netcast app comes close.""

""Excellent app. Easy and intuitive to use. New features frequently added. Just what you need. Not what you don"t. Programmer gives this app a lot of love and attention and it shows.""

""Store house of knowledge""

""Thank you for giving me a beautiful, podcast streaming app with a great library""

""Love the offline function""

""This is \"the\" way to handle your podcast subscriptions. It"s also a great way to discover new podcasts.""

""It"s perfect. So easy to find shows to follow. Six stars for Chromecast support.""

В театре «Практика» вышел спектакль Семена Александровского по пьесе Михаила Дурненкова «Война еще не началась». Рассказывает Алла Шендерова .

За последние две недели это вторая московская премьера, основанная на тексте Михаила Дурненкова. Первой была «Утопия», поставленная в Театре наций Маратом Гацаловым (см. “Ъ” от 26 июня). «Война еще не началась» - цикл диалогов для трех актеров, персонажи так и названы: Первый, Второй, Третий. Пол и возраст актеров, как пишет драматург, не имеют значения, а последовательность сцен можно менять. И хотя в «Утопии» все более традиционно (есть единый сюжет, в котором существуют мама-папа-сын и заезжий бизнесмен), у двух текстов легко заметить общность.

В обоих действуют члены одной семьи, обменивающиеся скупыми, схематичными репликами («Ты с ума сошел? - Мы чуть с ума не сошли! - Мы звонили в школу! - Я чуть не поседел!»), но в этих скомканных диалогах есть секрет. Вот, скажем, у Чехова с его знаменитыми подтекстами слова служат ширмами: герои специально говорят не о том, что у них болит. Герои Дурненкова говорят почти как роботы, их речь не окрашена индивидуальностью, и в то же время за каждым словом четко видна их (точнее, наша) жизнь со всеми подробностями.

Диалоги из «Война еще не началась» разыгрывают не три, а девять молодых, но вполне искушенных артистов - те самые брусникинцы (выпускники мастерской Дмитрия Бусникина при Школе-студии МХАТ), что уже довольно давно обосновались в «Практике» и чьи «Чапаев и Пустота», «Это тоже я» и «Конармия» стали хитами.

Художник Леша Лобанов устроил на крошечной сцене «Практики» карнавал: развесил в глубине флажки с названием спектакля, надул шарики, установил манекены, витринные позы которых портят у кого маска мертвеца, у кого - пояс шахидки. Между рослыми манекенами притулились живые актеры - в цветных джинсах и майках и вырви-глаз париках. Двое из девяти в перерывах между репликами успевают побыть таперами - в глубине под флажками стоит пианино, прочие вторят их игре трещотками и пищалками: аккорды, написанные питерским композитором Настасьей Хрущевой, напоминают джинглы из музыкальных автоматов, как если бы их исполняли доведенные до отчаяния клоуны. Впрочем, «злость» и «отчаяние» - эмоции, которые Семен Александровский не пускает в свой спектакль. Они остаются за скобками - как и все подробности жизни Первого, Второго и Третьего, которые мы, к сожалению, знаем и так.

В спектакле есть пролог, взятый режиссером из новостей. Самое трудное для актеров - прочесть с экрана телефона новость, сняв парик и не прикрываясь образом. Потому пролог выходит слегка затянутым: зал не сильно веселится, слушая, как полиция арестовала австралийца, написавшего на пакетике с наркотой свой адрес - а вдруг потеряется; или как власти Нижнего Новгорода заделали на дороге яму, заметив, что она стала местом фотосессии для иностранцев.

Куда сильнее действуют диалоги Дурненкова, разыгранные от лица дурашливых паяцев: кто-то кричит, рвет страсти в клочья, кто-то красит текст в неуместно радужные краски. И спектакль вдруг расцветает. Исполнителей в три раза больше, чем героев, так что диалоги повторяются, а тут еще один из персонажей вдруг признается, что он (точнее, она - Анастасия Великородная) - робот с блоком абсурда, но блок сбоит, сгенерировать абсурд не получается; на смену роботу выходит семейка, в которой сын построил родителям дом, заехал навестить и теперь уезжает. Мать благодарит, тыркает молчащего отца: ты бы хоть слово сказал. Отец, дождавшись ухода сына, говорит, что сожжет этот дом - в пять утра, когда нет ветра. «И тогда он опять приедет. Ко мне» - эту фразу все та же Анастасия Великородная произносит, наполняя паузы между словами такой звенящей радостью прозрения, что эффект выходит сильнее, чем от целого спектакля об отношениях отцов и детей.

Есть среди эпизодов и такие, что хотелось бы, как говорят, «развидеть»: диалог жены тележурналиста, поверившей в фейковую новость про убитого ребенка, ведь ее с экрана озвучил муж. Придя домой и узнав, что жена в панике спрятала собственного сына у матери, он пытается ее разуверить: этого не было, тот ребенок жив - «чтобы они этого не сделали, мы сказали, что это было». «Тссс! Я… смотрю… новости!» - восторженно перебивает жена (Мария Крылова) - и зал накрывает волна отчаяния.

Словом, может, это и не самый совершенный спектакль Семена Александровского, на счету которого обаятельный хит «Топливо» и эстетский золотомасочный «Cantos» с Теодором Курентзисом. Но пищат, трещат и делают паузы в его спектакле очень точно.

О ежедневной «войне» вокруг нас: в быту, телевизоре, государственных структурах и даже разговорах с друзьями. «Сноб» поговорил с режиссером спектакля Семеном Александровским, художественным руководителем «Практики» Дмитрием Брусникиным и актером Василием Буткевичем об их личной «войне» и узнал, как они справляются с обилием негативной информации

Ɔ. С чем вы воюете внутри себя и в окружающем мире?

Семен Александровский:

У каждого человека есть люди, с которыми он постоянно ведет внутренний диалог. Чаще всего это его близкие, а диалог этот очень сложный, и в нем много войны. Он возникает неизбежно, потому что мы часто раним друг друга, а после переживаем это наедине с собой. И вот эту войну внутри себя я пытаюсь преодолеть, потому что нет ничего важнее, чем мир с близкими. Я пытаюсь сделать так, чтобы эта война не выходила наружу.

Семен Александровский Фото: Владимир Яроцкий

Дмитрий Брусникин:

Я не воюю. Ни с окружающим миром, ни внутри себя. Я разговариваю. С собой — о лени, нетерпении, каких-то проблемах. И веду диалог с внешним миром. Там очень много раздражающих факторов и агрессивных проявлений, но воевать с ними не надо.

Василий Буткевич:

Я ежедневно воюю со своими комплексами: с детскими или приобретенными позже. Все это я выражаю на сцене — 90 процентов переживаний идет туда.

В окружающем мире я сражаюсь с несправедливостью. Не люблю ее проявления ни по отношению ко мне, ни к другим людям. Не могу спокойно воспринимать это: часто вступаю в контры, даже лезу на рожон — и очень из-за этого страдаю.

Сцена из спектакля «Война еще не началась» Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. Как вы справляетесь с обилием негативной информации вокруг?

Семен Александровский:

Самые сильные мои потрясения происходят в связи с материалом, над которым я работаю. Как-то мы делали эскиз по делу о демонстрации 1968 года на Красной площади, и я вынужден был читать протоколы следствия — это был очень болезненный опыт.

Я стараюсь ограничивать информационный поток — иногда читаю новости, но не очень этим увлекаюсь. Если чувствую агрессию или гнев внутри, пытаюсь отключиться. Я для себя давно сделал вывод: на негатив нельзя отвечать негативом — нужно создавать альтернативу.

Василий Буткевич Фото: Владимир Яроцкий

Дмитрий Брусникин:

Я стараюсь не воспринимать негатив и не пускать его в себя. Читаю меньше новостей, мало смотрю фейсбук, ограничиваю себя таким образом. Нужно компенсировать этот негатив, больше читать. И классическую литературу, и стихи. И музыку слушать.

Василий Буткевич:

Меня спасает профессия. Если я что-то услышал, то могу прийти на спектакль или репетицию и выплеснуть эти эмоции, как-то отгородиться от них.

Если случилась какая-то трагедия, то стараюсь избегать соцсетей, телевизор я вообще не смотрю. Да и из соцсетей хочу вообще удалиться: каждое утро я открываю их и получаю поток грязи. Надеюсь, когда-нибудь я найду в себе силы это сделать.
Ɔ.