История сталинского гулага собрание документов. Гулаг. Сталинский гулаг на немецкой земле. ч.2

Сталинский ГУЛАГ на немецкой земле. Ч.1.

Когда Красная Армия, неся невероятные потери, вступила в Германию, ненависть и желание мести подогреваемые большевискими идеологами, были на советской стороне невероятно сильны. Так, писатель И.Эренбург, по поручению отдела агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) приложил всю свою феноменальную способность к разжиганию лютой ненависти к немцам: «Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово “немец” для нас самое страшное проклятие; Если ты убил одного немца, убей другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов

И первые же страшные сообщения из оккупированной Красной Армией Восточной Пруссии подтвердили то, что ожидало немецкое население в ближайшем будущем.

Немцы испытали на себе весь ужас произвола советских солдат: «Пьяные, воспламененные ненавистью к врагу, необузданные в своей победной эйфории, изумленные встречей с цивилизацией и видом атрибутов роскоши.

Дальнейшее наступление советских войск на Запад, сопровождалось секретными решениями сталинского руководства о проведении в оккупированных областях политики террора по отношениям к оставшимся немцам. Приказом наркома НКВД СССР Л. Берия от 18 апреля 1945 г. предписывалось уполномоченным НКВД СССР по фронтам организовать необходимое количество тюрем и лагерей «обеспечивающих очистку тыла действующих частей Красной Армии от вражеских элементов». Руководителем «отделом спецлагерей в Германии» был назначен уполномоченный НКВД СССР в Группе советских войск в Германии, зам. наркома внутренних дел СССР, генерал-полковник И. Серов.

В целом были созданы 10 лагерей (Мюльберг, Бухенвальд, Хоэншенхаузен, Бауцен, Кетчендорф, Заксенхаузен, Торгау-Зейдлиц, Фюнфейхен, Торгау-форт Цинна), в которые помещали немцев без судебного приговора:» Лица, направленные в спецлагерь в порядке приказа № 00315 НКВД СССР от 18.4.45.г., изымаются в особом порядке, обвинение им не предъявляется и никаких следственных материалов, предусмотренных УПК, на них нет»

К собственно спецлагерям, еще добавлялись многочисленные следственные тюрьмы, прозванные немцами как «подвалы ГПУ», располагавшиеся в конфискованных общественных зданиях или частных домах, где, как правило, и происходили первые допросы и избиения, столь ужасные для арестованных. Кто же были первыми узниками спецлагерей НКВД? На этот вопрос ответ содержится в донесении уполномоченного НКВД при 1-м Белорусском фронте И. Серова наркому внутренних дел Л. Берии: «при проверке занятых нашими подразделениями населенных пунктов было установлено, что в этих населенных пунктах осталась лишь незначительная часть населения, главным образом, старики, женщины и дети…» . Поэтому задержанию и интернированию подвергалось практически все оставшееся население, и в первую очередь пожилые члены НСДАП, подростки из «Гитлерюгенда» и «Юнгфолька», руководители районов, редакторы газет и другие «подозрительные элементы». В результате до начала 1946г. в советской зоне оккупации были арестованы и помещены в спецлагеря 29000 человек из числа немецкого гражданского населения, большинство из которых было старше 45 лет, и младше 20 лет.

Во всех спецлагерях режим был одинаковым: советская комендатура руководила лагерем, он охранялся советским военным персоналом, к этому прибавлялась полная изоляция, голод, скверные санитарные условия, болезни, как правило, грозившие смертью.

Высокая смертность в лагерях была тем вопросом, который постоянно возникал перед советской военной администрацией, а также перед родственниками заключенных. Судя по официальным советским медицинским отчетам, только с ноября 1945г. по март 1946г., т.е. в течении 5 месяцев, в спецлагерях умерло 7872 человека.

Причина такой высокой смертности заключалась в ежедневном «рационе» заключенных, который по дошедшим до нас свидетельствам был примерно таким:» Раз в день давали поесть, но похлебку наливали только тем, у кого имелась посуда, и только тот, у кого была кастрюля или горшок, мог взять порцию похлебки и для другого… Снова раздача пищи… водянистая похлебка и черствый хлеб, местами зеленый от плесени. Снова приходится отказаться от похлебки, поскольку посуды ни у кого нету».

Кроме того ещё и советский лагерный персонал воровал предназначенные для заключенных продукты для сбыта их на черном рынке. Такие факты, например, известны из приказа по отделу спецлагерей в Германии о хищении продуктов в спецлагере Фюнфейхен: «вместо организации охраны ст. сержант Леочко, сержант Русанов и надзиратель рядовой Адуковский с помошью двух заключенных похитили 8 мешков картофеля, отнесли в ближайшее село и обменяли на две бутылки водки». В результате такого «порядка вещей» число умерших в спецлагерях продолжало катастрофически расти, и только за февраль 1947г. смертность достигла 4280 человек!

Даже в донесениях лагерных осведомителей поступавших в оперативные отделения можно найти о реальности происходящего в спецлагерях: «В лагере Кетчендорф умерло огромное количество заключенных немцев. Когда наши товарищи уходили в лазарет и прощались с нами, мы точно знали, что они больше не вернутся. В лагере даже ходил слух, что русские лечили в лазарете при помощи «уколов» (впрыскивали яд)… Нас кормили перловой крупой в течение нескольких месяцев. У нас опухли ноги. Мы называли эту перловку «белой смертью». Периодические проверки спецлагерей вышестоящими чинами НКВД также подтверждали нечеловеческие реалии тюремной жизни: «Смертность в лагерях в ноябре месяце увеличилась по сравнению с октябрем… Обследованием этих лагерей установлено, что помещения к зиме полностью не подготовлены, рамы окон не подогнаны и имеют щели, шибки в окнах не имеют стекол, заделаны фанерой, последняя от сырости покоробилась и образовались щели.

Отдушины в бараках не закрыты и холодный воздух поступает через пол. Соломой тюфячные наволочки не набиты, а если и набиты, то солома от времени превратилась в сечку и пыль. Некоторый процент спецконтингента не обеспечен обмундированием к зиме, есть спецконтингент, совершенно не имеющий нижнего белья… Больной спецконтингент несвоевременно направляется из бараков в лазарет, в результате позднего направления больные на второй день после поступления в лазарет умирают. Медикаменты для лечения спецконтингента, несмотря на наличие их в аптеках, для больных не выдаются… Систематический контроль за питанием спецконтингента со стороны сангруппы, хозгруппы и других служб отсутствуют».

Сталинский ГУЛАГ на немецкой земле. Ч.2.

Высокий процент смерти дополнялся и расстрелами немцев по приговору действующих в спецлагерях трибуналах, а то и просто бессудными убийствами заключенных. Вот выписка из служебного расследования ЧП в спецлагере Заксенхаузен в апреле 1947г.: «Сержант Ж. и рядовой О. чтобы скрыть побег одного арестованного, произошедший в тот момент, когда они занимались посторонними немками, убили другого». Конечно, столь высокую смертность чекисты стремились скрыть, причем выбиралось наиболее изуверское решение, вроде того, чтобы не освобождать из спецлагерей немцев, которые участвовали в похоронах и которые лучше других знали о смертности заключенных.

Дальнейшая судьба спецлагерей в Германии решалась на самом высоком правительственном уровне СССР. Дело в том, что существование подобных мест для содержания интернированных к концу 40-х гг. вызвало резкий рост недоверия немцев к советской оккупационной власти. Шум вокруг спецлагерей рано или поздно должен был начаться. Так, начальник управления Советской Военной Администрации в Тюрингии И. Колесниченко в конце 1947г. докладывал в Москву: » Целый ряд ходатайств родственников, а также различных политиков и окружных организации СЕПГ об освобождении различных заключенных немцев свидетельствует о том, что поведением наших органов безопасности недовольны не только широкие слои немцев, но и прогрессивная часть немецкого населения…».

Существование спецлагерей стало постоянным поводом для обвинений в адрес Советского Союза со стороны международной общественности в бесчеловечном отношении к интернированным. Тем более, что западные союзные державы к этому времени уже провели проверку всех арестованных и интернированных немцев. Даже Генеральный прокурор СССР К. Горшенин счел нужным специально обратиться по этому вопросу к В. Молотову как первому заместителю И. Сталина, и председателю Комитета информации при Совете Министров СССР (советская внешняя разведка): «В специальных лагерях МВД Союза СССР в Германии содержатся не являющиеся военнопленными более 60000 немцев, изолированных органами МВД в несудебном порядке и без санкции прокуроров. Значительное количество немцев находится под стражей с 1945 года.

За последнее время в военные прокуратуры в массовом порядке стали поступать устные и письменные заявления немцев с просьбами сообщить им, за что и на какой срок заключены их родные. Органы прокуратуры не правомочны и не имеют возможности отвечать на эти заявления. Между тем длительное содержание под стражей столь большого количества немцев, без суда и следствия, некоторыми элементами в различных формах используются в антисоветских целях…». 30 июня 1948г. Политбюро ЦК ВКП(б) СССР приняло решение о роспуске семи из десяти спецлагерей и об освобождении большого числа заключенных. В последствии была создана комиссия МВД СССР для выработки условий дальнейшего освобождения заключенных, и передаче подлежащих осуждению лиц под юрисдикцию восточнонемецких властей.

6 января 1950г. министр внутренних дел СССР, генерал-полковник С. Круглов подписал приказ № 0022 об окончательной ликвидации спецлагерей:» Освободить из лагерей 15038 немцев… Передать немецким властям (МВД ГДР) 13945 немцев… Передать МГБ СССР 649 немцев, которые вели наиболее активную борьбу против Советского Союза для преданию их советскому суду… Ликвидировать спецлагери МВД СССР в Бухенвальде и Заксенхаузене… передать тюрьму в г. Баутцен со всем имуществом в ведение МВД ГДР… Ликвидацию лагерей и передачу тюрьмы закончить к 16 марта 1950 года…».

В 1990г. министр внутренних дел ГДР Петер-Михаель Дистель получил от правительства Советского Союза рассекреченные сведения о количестве заключенных, находившихся в спецлагерях советской зоны оккупации. Министр ознакомил с ними участников пресс-конференции, состоявшейся 26 июля того же года: «Общее число интернированных немцев — 122 671 чел., умершие — 40 889 чел., приговоренные к смерти — 736 чел.». Но у независимых исследователей существует вполне оправданное недоверие к советским документам, в которых возможно намеренно искажены статистические данные о немецких узниках.

Становление сетей Гулага началось ещё в 1917 году. Известно, что Сталин был большим поклонником лагерей этого типа. Система Гулаг была не просто зона, где заключённые отбывали положенное наказание, она являлась главным двигателем экономики той эпохи. Все грандиозные стройки 30-40-х годов велись руками заключённых. За время существования Гулаг там побывало множество категорий населения: от убийц и бандитов, до учёных и бывших членов правительства, которых Сталин заподозрил в измене родины.

Как появился Гулаг

Большинство информации про Гулаг относится к концу двадцатых началу 30-х годов двадцатого века. На самом деле эта система стала зарождаться сразу после прихода к власти большевиков. Программа «красного террора» предусматривала изоляцию неугодных классов общества в специальных лагерях. Первыми обитателями лагерей стали бывшие помещики, фабриканты и представители богатой буржуазии. Поначалу лагерями руководил вовсе не Сталин, как принято думать, а Ленин и Троцкий.

Когда лагеря заполнились заключёнными, они были переданы ВЧК , под руководство Дзержинского, который ввёл практику использования труда заключённых для восстановления разрушенной экономики страны. К концу революции стараниями «железного» Феликса число лагерей возросло с 21 до 122.

В 1919 году уже сложилась система, которой суждено было стать основой Гулага. Военные годы привели к полному беззаконию, которое творилось на территориях лагерей. В том же году были созданы Северные лагеря в Архангельской губернии.

Создание Соловецкого Гулага

В 1923 году были созданы знаменитые «Соловки». Чтобы не строить бараки для заключённых, в их территорию был включён древний монастырь. Знаменитый Соловецкий лагерь особого назначения был главным символом системы Гулаг в 20-е годы. Проект этого лагеря предложил Уншлихтом (один из руководителей ГПУ), которого расстреляли в 1938 году.

Вскоре число заключённых на Соловках расширилось до 12 000 человек. Условия содержания были настолько суровые, что за всё время существования лагеря только по официальной статистике умерло более 7 000 человек. Во время голода 1933 года погибло более половины от этого числа.

Несмотря на царящую жестокость и смертность в Соловецких лагерях, информацию об этом старались скрывать от общественности. Когда в 1929 на архипелаг приехал знаменитый советский писатель Горький, который считался честным и идейным революционером, руководство лагеря постаралось скрыть все неприглядные стороны жизни заключённых. Надежды обитателей лагеря на то, что известный писатель расскажет общественности об нечеловеческих условиях их содержания, не оправдались. Начальство пригрозило всем проговорившимся суровой карой.

Горький был поражён тем, как труд превращает преступников в законопослушных граждан. Только в детской колонии один мальчик рассказал писателю всю правду о режиме лагерей. После отъезда писателя этого мальчика расстреляли.

За какую провинность могли отправить в Гулаг

Для новых глобальных строек требовались всё больше рабочих рук. Следователи получали задание, обвинить как можно больше невинных людей. Доносы в этом деле были панацеей. Множество необразованных пролетариев воспользовались случаем избавиться от неугодных соседей. Существовали стандартные обвинения, которые могли быть применены практически к любому:

• Сталин был личностью неприкосновенной, поэтому за любые слова, дискредитирующие вождя, полагалась строгая кара;
• Отрицательное отношение к колхозам;
• Отрицательное отношение к банковским государственным ценным бумагам (займам);
• Симпатия к контрреволюционерам (особенно к Троцкому);
• Восхищение западом, особенно США.

Кроме этого, любое использование советских газет, особенно с портретами руководителей каралось сроком в 10 лет. Достаточно было завернуть в газету с изображением вождя завтрак, и любой бдительный товарищ по работе мог сдать «врага народа».

Развитие лагерей в 30-е годы 20 века

Лагерная система Гулаг достигла пика своего развития в 30 годы. Посетив музей истории Гулага, можно убедиться, какие ужасы творились в лагерях в эти годы. В исправительно-трудовом кодексе РСФС был законодательно утверждён труд в лагерях. Сталин постоянно заставлял проводить мощные агитационные компании, чтобы убедить граждан СССР в том, что в лагерях содержатся только враги народа, и Гулаг это единственный гуманный способ реабилитировать их.

В 1931 году началась самая масштабная стройка времён СССР – строительство Беломорканала. Общественности эта стройка была преподнесена как великое достижение советского народа. Интересен факт, что пресса положительно отзывалась о преступниках, занятых на строительстве БАМА. При этом заслуги десятков тысяч политических заключённых умалчивались.

Часто уголовники сотрудничали с администрацией лагерей, представляя собой ещё один рычаг для деморализации политических заключённых. Хвалебные оды ворам и бандитам, которые делали на стройке «стахановские» нормы, постоянно звучали в советской прессе. На самом деле уголовники заставляли трудиться за себя простых политических заключённых, жестоко и показательно расправляясь с непокорными. Попытки бывших кадровых военных навести порядки в лагерной среде пресекались администрацией лагерей. Появлявшихся лидеров расстреливали или натравливали на них матёрых уголовников (для них была разработана целая система поощрений за расправу с политическими).

Единственным доступным способом протеста для политических заключённых были голодовки. Если одиночные акты не приводили ни к чему хорошему, кроме новой волны издевательств, то массовые голодовки считались контрреволюционной деятельностью. Зачинщики быстро вычислялись и расстреливались.

Квалифицированный труд в лагере

Главной проблемой Гулагов была огромная нехватка квалифицированных рабочих и инженеров. Сложные строительные задачи должны были решать специалисты высокого уровня. В 30 годы вся техническая прослойка состояла из людей, учившихся и работающих ещё при царской власти. Естественно, обвинить их в антисоветской деятельности не составляло труда. Администрации лагерей отправляла списки следователям, какие именно специалисты требовались для масштабных строек.

Положение технической интеллигенции в лагерях практически ничем не отличалось от положения других заключённых. За честный и ударный труд они могли только надеяться на то, что их не будут подвергать издевательствам.

Больше всего повезло специалистам, которые работали в закрытых секретных лабораториях на территории лагерей. Уголовников там не было и условия содержания таких заключённых сильно отличались от общепринятых. Самый известный учёный, прошедший через Гулаг, – это Сергей Королёв, который стал у истоков советской эпохи покорения космоса. За свои заслуги был реабилитирован и выпущен на свободу вместе со своей командой учёных.

Все масштабные довоенные стройки были завершены при помощи рабского труда зеков. После войны потребность в этой рабочей силе только увеличилась, так как для восстановления промышленности требовалось множество рабочих рук.

Ещё до войны Сталин отменил систему условно-досрочного освобождения за ударный труд, что привело к лишению мотивации заключённых. Раньше за ударный труд и примерное поведение они могли надеяться на сокращение срока заключения. После отмены системы, рентабельность лагерей резко упала. Несмотря на все зверства. Администрация не могла заставить людей качественно выполнять работы, тем более, что скудные рационы и антисанитария в лагерях подрывала здоровье людей.

Женщины в Гулаге

Жёны изменников родины содержались в «АЛЖИРЕ» — Акмолинском лагере Гулага. За отказ от «дружбы» с представителями администрации легко можно было получить «прибавку» к сроку или, что ещё хуже, «путёвку» в мужскую колонию, откуда редко возвращались.

АЛЖИР был основан в 1938 году. Первыми женщинами, которые туда попали, были жёны троцкистов. Часто вместе с жёнами в лагеря попадали и другие члены семьи заключённых, их сёстры, дети и другие родственники.

Единственным методом протеста женщин были постоянные прошения и жалобы, которые они писали в различные инстанции. Большинство жалоб не доходило до адресата, зато начальство безжалостно расправлялось с жалобщицами.

Дети в сталинских лагерях

В 30-е годы всех бездомных детей поместили в лагеря Гулага. Хотя первые детские трудовые лагеря появились ещё в 1918 году, после 7 апреля 1935 года, когда было подписано постановление о мерах борьбы с подростковой преступностью, это приняло массовый характер. Обычно дети должны были содержаться отдельно, часто они оказывались вместе с взрослыми преступниками.

К подросткам применялись все меры наказаний, включая расстрел. Часто 14-16летних подростков расстреливали только за то, что они были детьми репрессированных и «прониклись контрреволюционными идеями».

Музей истории Гулага

Музей истории гулага – уникальный комплекс, не имеющий аналогов в мире. В нём представлены реконструкции отдельных фрагментов лагеря, а так же огромная коллекция художественных и литературных произведений, созданных бывшими заключёнными лагерей.

Огромный архив фотографий, документов и вещей обитателей лагеря даёт возможность посетителям оценить все ужасы, которые творились на территории лагерей.

Ликвидация Гулага

После смерти Сталина в 1953 началась постепенная ликвидация системы Гулаг. Через несколько месяцев была объявлена амнистия, после чего население лагерей сократилось в два раза. Почувствовав послабление системы, заключённые начали массовые бунты, добиваясь дальнейших амнистий. Огромную роль в ликвидации системы сыграл Хрущёв, который резко осудил культ личности Сталина.

Последний начальник главного управления трудовых лагерей Холодов был уволен в запас в 1960 году. Его уход ознаменовал завершение эпохи Гулаг.

Если у вас возникли вопросы - оставляйте их в комментариях под статьей. Мы или наши посетители с радостью ответим на них

Увлекаюсь единоборствами с оружием, историческим фехтованием. Пишу про оружие и военную технику, потому что это мне интересно и хорошо знакомо. Часто узнаю много нового и хочу делиться этими фактами с людьми, неравнодушными к военной тематике.

Новые источники, факты и выводы

История ГУЛАГа, без сомнения, является одной из областей исследования, которая в пределах того, что можно обозначить «советским периодом» истории России, претерпела самые радикальные изменения. До конца 1980 х годов скрытый мир советских лагерей раскрывался почти исключительно через свидетельства бывших заключенных. В основном это были рассказы о пережитом, которые в некоторых случаях представляют собой образцы литературы самого высокого уровня. С начала 1990 годов, стало доступным огромное количество материалов госархивов Российской Федерации (Государственный Архив Российской Федерации, ГАРФ). С этими материалами в последние годы работали многочисленные российские и зарубежные историки. Какие же из них являются самыми важными с точки зрения фактического материала? Чем они ограничиваются, в чем их пробелы? Каким образом историки сводят в единый диалог документы бюрократии и свидетельства заключенных? Какими дополнительными источниками они пользуются?

Чтобы ответить на эти вопросы, я в данной работе расскажу о своем личном опыте, который приобрел совместно с российскими коллегами в рамках осуществления большого совместного исследовательского проекта, об опубликованных в семи томах материалах истории сталинского ГУЛАГа .

Cвидетельства очевидцев

Перед тем, как обратить внимание на самые важные факты, благодаря которым мы открыли архивные материалы, сначала позволим сделать быстрый обзор того, что представлял собой уровень знаний о данной проблеме в конце 1980-х годов. К тому времени имелось большое количество рассказов очевидцев, переживших описываемые события; некоторые из них по праву получили литературное признание. Можно в этой связи напомнить, например, "Один день Ивана Денисовича" Александра Солженицына, "Колымские рассказы" Варлама Шаламова, и "Крутой маршрут" (на немецком они были изданы в двух томах под названием "Маршруты Жизни" и "Ходьба по краю") Евгении Гинзбург. Рядом с этими "классиками" имеется также огромное количество более или менее незамеченных описаний, оставленных теми, кто сам пережил события того времени, при чем первые из них относятся уже к середине 1920 х годов. Среди них два удивительных по точности описания «спецлагерей» на Соловецких островах. Один их этих рассказов имеет своим происхождением француза Рауля Дуге, второй – грузина Сергея Малсагова, который офицером сражался на стороне белых

Разумеется, эти публикации более раннего времени в массе своей меньше по объему, но в которых система принудительного труда представлена в самом широком своем масштабе. Когда в 1930/31 годах целый ряд в основном британских газет начали сообщать о массовых депортациях «кулаков» в лагеря, эти темы также неожиданно исчезли со страниц печати после прихода Гитлера к власти в Германии, больших московских процессов и чисток в Красной Армии. И как только СССР присоединился в 1941 году к коалиции демократий в борьбе против нацистской Германии, «темные стороны» сталинизма были окончательно окружены плотной завесой молчания.

Первая историографическая публикация о советской лагерной системе не привлекла внимания на Западе. Она была создана двумя польскими офицерами, которые сами прошли ГУЛАГ, и вышла в 1945 году на французском языке в небольшом издательстве под псевдонимом Сильвестр Мора и Пьер Цверняк. Книга была основана в основном на рассказах переживших и прошедших лагеря поляков, как гражданских лиц, так и военных, которые были высланы в Сибирь в 1939/40 годах, но в период 1942/43 смогли покинуть СССР. Книга содержит весьма точные описания комплекса тридцати восьми лагерей и включает большое количество карт, показывающих расположение этих лагерей ГУЛАГа .

Совершенно другой отклик в период наступившей Холодной Войны получила вышедшая в 1947 году книга Дэвида Даллина и Бориса Николаевских «Принудительный труд в Советской России». Авторам удалось закрепить в общественном сознании Запада цифру в 15 миллионов «рабов принудительного труда». Эту цифру они получили путем весьма смелого приблизительного подсчёта общей численности на основе частичных данных, полученных из официальных советских документов .

Вскоре за это дело взялась и Американская Федерация Труда. В конце 1940х годов Соединенные Штаты неоднократно выносили тему "рабский труд в СССР" в повестку дня заседаний Совета ООН по экономическим и социальным вопросам. Постоянно выходили публикации о советских исправительных лагерях после смерти Сталина, хотя их прием все больше сталкивался с политическими препятствиями. Так, в 1955 году, в связи с "разрядкой" Германо-Советских отношений, была утрачена очень важная работа о лагерях, которая в том же году в Мюнхене была переведена на русский Б.А. Яковлевым (под псевдонимом Н.А. Троицкий)

Подобным же образом слабое внимание привлекла к себе работа Поля Бартона "Институт концентрационных лагерей в Советской России", вышедшая спустя четыре года (L"Institution concentrationnaire en Russie sovietique ), хотя этот обширный труд к тому времени и представлял собой полномасштабное исследование по данной тематике. Бартон проанализировал целую серию секретных советских документов, а также сообщения очевидцев, прежде всего бывших польских заключенных лагерей, которые были собраны Международной Комиссией против режима концентрационных лагерей. Эта комиссия была созвана в 1950 году Давидом Руссе, борцом французского сопротивления, который пережил немецкий концлагерь и против которого коммунистическое еженедельное издание Les Lettres francaises подало в суд по обвинению в клевете по поводу его статьи о "советской системе концлагерей", вышедшей в газете Figaro 12 ноября 1949 года. Опираясь на данные Давида Руссе , Поль Бартон позаимствовал понятие системы концлагерей (systeme concentrationnaire), которое он считал обоснованным по трем соображениям и для советских лагерей:

1) в лагерях пребывает настолько значительная часть населения страны, что только она одна на основе ее расширения представляет собой целое государство в государстве, и не является только частью исправительной системы;

2) изоляция заключенных является только одной из функций, являющейся типичной для лагерей, но она играет при этом значительную роль в промышленном производстве, а также в заселении необжитых частей страны;

3) советские лагеря служат так же и для того, чтобы держать все население в постоянном страхе и терроре .

В 1960 и 1970 х годах появились лишь только единичные значительные труды о ГУЛАГе, причем это были литературные произведения: «Один день Ивана Денисовича» (1962), «Колымские рассказы» (1978) , и, конечно же, «Архипелаг ГУЛАГ» (1973). Публикация этого сочинения вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Этот «опыт художественного исследования » является попыткой исторической и одновременно литературной реконструкции. Намерение Солженицына было диаметрально противоположным задаче, которую ставил перед собой Шаламов. «Я не историк лагерей» - заметил он в своем дневнике:

Я пишу о лагере не больше, чем Экзюпери о небе или Мелвилл о море. <...> Так называемая лагерная тема – это очень большая тема, где разместится сто таких писателей, как Солженицын, пять таких писателей, как Лев Толстой. И никому не будет тесно .

Произведение Солженицына базируется на сотнях рассказов пострадавших, собранных бывшим зэком Александром Солженицыным, которые он дополнил выдержками из конфиденциальных документов лагерной администрации. .

Из этого монументального труда, посвященного истории лагерного мира, недвусмысленным образом вытекает главная идея: институт исправительных лагерей с самого начала становится неотъемлемой составляющей советского эксперимента, который был начат Лениным. Здесь Солженицын весьма расходится с теми, кто, как например, Давид Руссе или Пауль Бартон, полагали, что советская система лагерей начала формироваться в начала 1930 х гг., с момента сталинского «Великого перелома» насильственной коллективизации, «ликвидации кулачества» и начавшегося массового террора.

«Архипелаг ГУЛАГ» зафиксировал в общественном сознании Запада на длительный период факт наличия советских лагерей и в огромной степени спровоцировал интерес историков к этой теме. Книга Солженицына вызвала широкие споры о значимости и смысле принудительного труда в советской экономике, хотя и несколько бесполезные: слишком академичные в связи с полной недоступностью архивных материалов.

Дебаты, к которым подтолкнули историки экономики, дали повод также и демографам вместе с политологами подискутировать о достаточно противоречивом количестве заключенных лагерей, которое Солженицыным оценивалось уже к концу 1930-х годов в двадцать миллионов. На страницах узко профессиональных журналов, таких, как Soviet Studies и Slavic Review , бушевала ожесточенная «война чисел», во время которой «высокие» оценки этого числа, дававшиеся Робертом Конквестом или Стивеном Роузфильдом (от 15 до 20 миллионов заключенных ГУЛАГа и многих миллионов казненных во время «Большого Террора» 1937/38), сталкивались с «низкими», которые давали Стивен Уиткрофт или Наум Ясный (от двух до трех миллионов заключенных лагерей и «сотни тысяч» жертв периода 1937/38). Высокие числа были признаны правдоподобными всеми известными советскими диссидентами .

На самом деле во время этой «войны цифр» дело шло о более широкой проблематике, чем только ГУЛАГ. Это была часть принципиальной полемики между представителями «школы тоталитаристов» и «школы ревизионистов», которые тогда занимались исследованиями в одних и тех же областях советской истории. В первой половине 1980-х годов позиция по отношению к численности репрессий - по отношению к масштабу принудительного труда, количеству заключенных ГУЛАГа - была индикатором, который указывал, к какому из «советологических кланов», развернувших в то время по всем правилам проводимую «интеллектуальную гражданскую войну», склонялся или принадлежал тот или иной исследователь .

Вторжение в Перестройку

В момент самой высокой точки этого противостояния в СССР началась «Перестройка». Под знаком гласности тема сталинских репрессий вновь стала вызывать интерес. С момента свержения Хрущева в 1964 году в течение более чем двадцати лет, во времена брежневских заморозков, эта тема была "целиной". И тут в период между 1986 и 1989 годами хлынул целый поток рассказов и свидетельств очевидцев того времени, документальных фильмов и философско-историческо-литературных эссе, жанра, который в русской традиции называется публицистикой .

Характерно, что все авторы принадлежали к самым значительным изданиям, или толстым журналам того времени, таким, как «Новый Мир», «Дружба Народов», «Знамя Октября», или «Огонек», тиражи которых достигли самых высоких величин .

Авторы принадлежали к поколению шестидесятников , которое стало настоящим интеллектуальным явлением во время короткой хрущёвской оттепели: журналисты, публицисты, сценаристы, социологи, экономисты и историки - последние, правда, реже, так как они были подвержены все же часто давлению и воздействию официальной идеологии. В связи с этим они все больше теряли свое влияние на общественное мнение и, соответственно, падал и спрос на их труды . Так как архивы были по прежнему закрыты, тема «репрессий при Сталине» раскрывалась по большей части публицистами в жанре журналистики, литературы и рассказов очевидцев. Самое большое значение имела в то время публикация «Архипелага ГУЛАГ», которая была одобрена летом 1989 года Политбюро ЦК. После этого были переведены на русский и западные «классики», такие, как Роберт Конквест и Мартин Малия. Буквально за одну ночь из обеих западных интерпретаций «феномена Советского Союза», была создана и получила распространение концепция «тоталитарной модели», в соответствии с которой количество жертв репрессий все более возрастало и переходило все мыслимые пороги: 30, 50, 70 миллионов....

В этой новой обстановке всеобщего «покаяния» была вызвана к жизни организация «Мемориал», которая дала сильнейший толчок исследованиям истории репрессий и ГУЛАГа, а также оказывала и оказывает до сих пор огромное воздействие на тех, кто участвует в этих видах деятельности. В атмосфере, которая благоприятствовала «новому открытию прошлого», и особенно открытию «темных сторон» сталинизма, эта организация столкнулась с колоссальным ростом численности своих рядов. Уже в 1989 году под ее эгидой собрались сотни местных объединений, организаций и групп, своим созданием обязанные людям, которые приняли близко к сердцу историю своей страны и которые собирали столь скудную информацию о сталинском периоде, рассказы выживших очевидцев, записи из дневников и документы - все, что хоть отдаленно имело отношение к истории преследований и лагерей. Этим группам и объединениям удалось воздвигнуть более сотни памятников жертвам сталинизма. Благодаря упорству историков «Мемориала» понемногу открывались некоторые архивы, связанные с историей репрессий. В 1989/90 годах Виктор Земсков и Александр Дугин получили доступ к материалам архивов Главного Управления лагерей и МВД, и опубликовали первую статистику о численности заключенных лагерей, «спецпереселенцев» и тех лиц, которые были приговорены судами, специально созданными политической полицией . Эта статистика указывала на то, что в предыдущие годы в публицистике получило название «инфляция количества жертв». В дальнейшем этих авторов и игнорировали, и критиковали, и подвергали осмеянию. Тем более, что никто из них в своих публикациях не мог добавить к своим примечаниям соответствующие данные из архивов, так как архивные документы официально были запрещены к открытой выдаче и использованию. Потребовались распад СССР и Указ Президента Российской Федерации Бориса Ельцина для того, чтобы огромный архивный фонд ГУЛАГа, который хранился в Государственном Архиве Российской Федерации (ГАРФ), постепенно стал доступным В настоящее время начинается новый этап в исследовании системы советских лагерей.

Постоянно открываемые в последние пятнадцать лет горы материалов из архивов ГУЛАГа, которые хранятся в фондах ГАРФа, представляют собой только очень незначительную часть необъятной по размерам бюрократической прозы, оставленной за десятилетия «творчеством» тупой и пресмыкающейся организации управления ГУЛАГа. Местные лагерные архивы, которые складировались в сараях, бараках, или других быстро разрушающихся строениях, во многих случаях просто исчезли, как, к сожалению, исчезла и основная часть лагерных строений. Это в целом является причиной для постоянно остающегося очень незначительным числа монографий, посвященных тому или иному комплексу лагерей Таким образом, историки ГУЛАГа, с одной стороны, сталкиваются со значительными пробелами в источниковедческой базе на местном уровне, а с другой – с настоящим «наводнением» документов на центральных уровнях, порожденным тем, что я называю подлинно «бюрократической культурой докладов» .

Вызовы и проблемы историографии

На самом деле архивные материалы, связанные с ГУЛАГом, представляют собой в концентрированной форме те проблемы, с которыми сталкиваются все исследователи, занимающиеся проблемами истории советского общества: в связи с незначительным объемом источников, которые обязаны своим происхождением самим заинтересованным лицам, историки ГУЛАГа сталкиваются с опасностью, которую в целом констатировала Андреа Грациози для области исторических исследований, связанных с СССР:

Исследовать жизнь советских граждан только на основе рассказов, которые были сочинены различного рода бюрократами, чьей задачей было перехватывать такие рассказы и держать их под контролем .

Для иллюстрации достаточно привести одну цифру: уже в 1950 году количество подчиненных центру служащих ГУЛАГа возросло до 133000, и они имели дело ни с чем иным, кроме как с материалами, посвященными положению на местах Эта неисчерпаемая «бюрократическая проза» представляет для историков материал различного качества. Историку необходимо подходить с критическим взглядом к «образцовым рассказам», которые регулярно поступали из самых высоких «органов» ГУЛАГа в адрес компетентного министерства (внутренних дел), и отличать их от документов внутреннего пользования, которые вращались на более низких административных уровнях, и которые, как правило, были более откровенными и информативными. Один пример: во второй половине 1941 года война приводит к нарушению равновесия во всей организации ГУЛАГа. Хаотическая передислокация сотен тысяч заключенных, арестованных и содержавшихся в тюрьмах лиц из западных частей СССР, обостряет проблему переполненности лагерей в восточных частях страны. Нормы рационов питания больше не соблюдаются, смертность резко возрастает. В своем большом докладе о балансах, этом подлинном гимне ГУЛАГу во время Великой Отечественной Войны, который посылает Берии 17 августа 1944 года Наседкин, шеф Главного управления лагерей, высокие показатели смертности среди пленных (которые в 1942 и 1943 достигли примерно двадцати процентов) облачаются в следующий пикантный эвфемизм:

Уже в течение первого года войны изменился физический профиль заключенных, а именно в направлении снижения производительности труда .

Но, к счастью, исследователям истории общества доступны сотни документов, в которых лагерное начальство описывает подлинную картину на местах. Так, начальник Актюбинских лагерей пишет 22 октября 1941 года вышестоящим органам:

Мы наблюдаем взрывообразный рост смертности среди заключенных {…} Этот феномен имеет своей причиной жалкое состояние продовольственного снабжения, из - за которого, кроме всего, возникают многочисленные случаи чесотки и пеллагры. Заключенные не получают предписанное им продовольственное снабжение. В этой связи они едят даже корни. 20 октября бригада заключенного Шубакина сварила убитую заключенными бродячую собаку .

Чтобы понять реальность ГУЛАГа изнутри, представляет значение – а сегодня еще и является возможным – реконструировать с одной стороны «цепочку» докладов, циркулировавших от основания до самой верхушки управления, а с другой стороны, сравнить различные типы внутренних документов. С этой точки зрения, особенно показательными являются регулярно проводимые на местах инспекции, так же, как и стенографические протоколы заседаний сотрудников управления ГУЛАГа. В дальнейшем представляется особо интересным сравнить документы и материалы, источником которых является Главное управление лагерей, с источниками, предоставленными другими правоохранительными инстанциями, особенно Министерством юстиции и прокуратурой. В свете всех этих документов и их изучения наше знание о ГУЛАГе стало более значительным.

Данные и факты статистики

Первая важная проблема, с которой сталкивается в своей работе историк, это проблема, вызвавшая столь серьезные дебаты, а именно проблема статистических данных. Из имеющихся в открытом доступе фактов следует, что в момент высшего развития ГУЛАГа в начале 1950 годов в лагерях содержалось примерно 2,5 миллионов человек, а в конце 1930 х - чуть менее двух миллионов.

К ним относятся «спецпереселенцы» (или просто трудпереселенцы), которые в массе своей были высланы коллективно на основании простого административного постановления и были размещены принудительным образом в спецпоселениях, которые подчинялись центральным органам управления ГУЛАГа. В 1939 году их число составило примерно 1,2 миллиона человек, и в 1953 году – 2,7 миллиона .

Открытие архивов сделало, наконец, возможным понять различные «сферы» деятельности вселенной ГУЛАГа и прояснить различные категории ее жертв, оказавшихся на краях и обочинах этой вселенной. В этом отношении в работах до 1990 года царила невероятная путаница. Имеется целый ряд трудов по теме, до той поры мало изученной, касавшейся мира «спецпереселенцев» и «трудовых переселенцев», мира людей «ни то ни се», попавших в промежуточное положение между свободой и лагерным заключением, и которые представляли собой самые примечательные единицы советской репрессивной системы. В связи с массовыми депортациями они представлены различными социальными и этническими группами, подвергавшимися наиболее распространенным формам принудительного труда .

Разумеется, эти цифры, привязанные к определенному периоду времени, являются статичными, и должны быть дополнены, для убедительности, данными притока в связи с доставкой нового контингента и оттока в связи с освобождением. В отличие от того, как это описано в основной части воспоминаний – авторами которых в большинстве случаев являются интеллектуалы или члены партии, которые, как правило, приговаривались к весьма длительным срокам заключения и вдобавок, по причине абсолютного произвола, незадолго до окончания длительного срока получали новый приговор и срок, - данные и цифры, полученные из архивов ГУЛАГа (а также материалы из архивов Министерства Юстиции), обнаруживают высокую степень колебаний. В разные годы освобождалось от двадцати до сорока процентов заключенных. Заключение в лагерях также не было обязательно тождественно смертному приговору. Высокая флуктуация является в известной степени причиной большой неопределенности в отношении определения общего числа заключенных лагерей. Цифра в двадцать миллионов основывается в огромной степени не на расчетах, связанных с определенным моментом времени в истории ГУЛАГа; она представляет собой цифру, к которой приходят – с отклонением в несколько миллионов - путем сложения количества прибывавших в лагеря на протяжении периода времени примерно в двадцать лет, а именно в период с 1930 по 1953 гг.

В противоположность такому расширительному пониманию, большинство заключенных лагерей не относится к категории «политических», которые получили свои сроки по приговорам специальных судов в связи с печально известной статьей 58 части 14 советского уголовного права за «контрреволюционную деятельность». Скорее, напротив, количество таких заключенных колебалось от года к году, другими словами: в зависимости от внутренних противоречий сталинского режима и их обострения, оно колебалось между двадцатью и тридцатью процентами

Но и другие заключенные далеко не все были преступниками в общепринятом значении этого слова. Самые подробные данные министерства юстиции и органов прокуратуры указывают на то, что большинство приговоренных к лагерному заключению нарушили один из каких-либо бесчисленных репрессивных законов, распространявшихся на почти все области жизни. Так, бесчисленные незначительные правонарушения причислялись к преступным деяниям. Наказывались «обычные» граждане за «обычные» поступки: «наносил вред общественной собственности» тот, кто в связи с голодом оставлял пару колосков на убранных колхозных полях; «спекулировал», продавая дефицитные товары, чтобы как-то уйти от своего убогого существования; «оставил свое рабочее место» тот, кто пытался сопротивляться все более беспощадным нормам выработки на производстве; «паспортный режим» нарушал тот, кто в поисках работы либо жилья покинул место жительства. Историк и президент «Мемориала» Арсений Рогинский, верно заметил, что эти «обыкновенные» заключенные, которые не приговаривались по статье 58, ни в коей мере не были «уголовными элементами», а были жертвами политических репрессий, которые за самые незначительные действия и социальные провинности несли несоизмеримые по карательной силе наказания. В свете доступных в настоящее время фактов можно прояснить и установить различные типы приговоров, выносившихся в различные годы различными инстанциями (специальными органами НКВД, военными судами, обычными судами), равным образом как и соответствующую меру наказания в связи с той или иной статьей, и, наконец, соответствующие группы жертв этих процессов. Таким образом, из континуума сталинских репрессий можно выделить определенные наиболее значительные моменты:

К настоящему времени проведены исследования и в отношении социологической и этнической принадлежности заключенных. Результатом их стала картина «лагерного сообщества» как слепок советского общества по социологическим и этническим параметрам. Стоящие на низшей ступени слои общества (колхозники и рабочие) были, бесспорно, в количественном отношении наиболее заметными группами, и только количество интеллектуалов, академиков и лиц, которые на жаргоне органов управления обозначались как бывшие с легкостью завышалось. Также и деление по национальному признаку соответствовало – по меньшей мере, до второй половины 1940 х годов – процентному соотношению различных представителей «великой семьи народов СССР». Как только в 1945/46 г.г. начало поступать большое количество заключенных из балтийских стран и западной Украины, из числа тех, что оказывали сопротивление советской оккупации, это равновесие нарушилось .

Для того, чтобы задержаться на бывших столь спорными на протяжении многих лет статистических данных, нам нужно также отметить еще один важный момент, который архивные материалы также несколько прояснили - уровень смертности. Самые последние исследования дают среднестатистический уровень смертности в диапазоне от примерно четырех процентов в период с 1931 по 1953 гг. (период времени, по которому представляет информацию центральная статистика). Главное управление лагерей зарегистрировало в течение этих двадцати трех лет 1700000 случаев смерти; уровень смертности сильно колебался в зависимости от года и места положения лагеря. Самой тяжелой фазой стали годы войны. В 1942, а также в 1943 году умер каждый пятый заключенный. В общем сложности один миллион человек в ГУЛАГе умер во время войны от истощения и голода.

В тот же период времени один миллион заключенных был так же досрочн освобожден – для того, чтобы прямо из лагерей быть зачисленным в боевые части на фронте . Другими ужасными годами были: 1933, год великого недорода на Украине, когда погиб каждый седьмой заключенный ГУЛАГа; и 1938 год, когда огромные поступления жертв «Большого Террора» нарушили всю систему лагерного снабжения: тогда умер один из каждых десяти человек .

Начиная с 1946 года эти цифры начали значительно снижаться: власти подсчитали все количество недостающей рабочей силы по всей стране. С этого момента заключенные эксплуатировались более «рационально»; как следствие, годовой уровень смертности колебался в конце 1940-х - начале 1950-х годов между 0,5 и 1,2 процентами; во время, предшествовавшее войне, уровень смертности колебался между тремя и семью процентами в год .

Шансы на выживание весьма отличались в зависимости от места расположения лагеря. Здесь сходятся статистика и рассказы очевидцев. Среднестатистический уровень смертности в каком-нибудь лагере сельскохозяйственного производства в казахстанском районе Караганды был в пятнадцать раз ниже, чем в самых страшных лагерях Колымы.

Прежде чем мы закончим эту важную главу статистики ГУЛАГа, встает еще один вопрос: что может привести в качестве доводов историк тем, кто ставит под сомнение эти цифры и факты? Прежде всего, еще раз допустить, что бывают недостатки в исследовании. Таким образом, каждый исследователь, знакомый с архивами ГУЛАГа, во время своей работы мог столкнуться с бесчисленными ошибками в бухгалтерских отчетах, а также и с фундаментальными просчетами (путаницей в количестве заключенных и рабочих дней, месячных и годовых норм), которые могут быть объяснены низким уровнем образования управленческого персонала, заполнявших страницу за страницу рядами цифр для отчетов по «состоянию прибыли и убыли» в лагерях. Однако, несмотря на такие отдельные ошибки, в настоящее время, корректируя документы, имеющие своим происхождением различные органы управления (юстиции, прокуратуру, МВД, Главное управление лагерей), можно восстановить статистические ряды, которые, как правило, ведут к получению более надежных результатов. При этом остается некий «коэффициент погрешности», который Варлам Шаламов прекрасно проиллюстрировал в своем рассказе Шерри – Бренди, посвященном смерти в лагере Осипа Мандельштама. Поэт лежит при смерти, умирает, умер – точно, его уже нет в живых, но он умирает за два дня до своей «официальной» смерти.

Но списали его на два дня позднее - изобретательным соседям его удавалось при раздаче хлеба двое суток получать хлеб на мертвеца; мертвец поднимал руку, как кукла-марионетка. Стало быть, он умер раньше даты своей смерти -немаловажная деталь для будущих его биографов .

Анализ ГУЛАГа: систематические данные

Первая весьма «позитивистская» фаза нового подхода к ГУЛАГу как к объекту исторического исследования, в процессе которой восстанавливались такие свидетельства, как макрофакты и данные по количеству заключенных, по категориям вынесенных приговоров, по средней длительности сроков заключения, смертности, социальной структуре заключенных, привела в 1998 году к завершению энциклопедического труда, который издали историки «Мемориала» Арсений Рогинский и Никита Охоткин: «Исправительные Трудовые Лагеря СССР, 1923-1960»

Впервые в этой книге представлен список всех исправительных трудовых лагерей и даются краткие характеристики более чем 500 лагерных учреждений - главков и лагерное руководство) с определенными указаниями, а именно:

• Обозначение и исторический очерк исправительного учреждения или лагеря;
• Статус (спецлагерь, трудовой лагерь, территориальное управление трудового лагеря, отделение лагеря);
• Период существования учреждения;
• Место расположения;
• Виды деятельности – основная и подсобные хозяйства;
• Основная численность заключенных, установленная на основе помесячно отмечаемых данных отдела снабжения и учета;
• Краткие биографии руководителей лагеря;
• Место хранения лагерных архивов.

Эта лагерная энциклопедия показывает, какими до смешного незначительными в начале 1990 х гг. были собранные данные и информация о лагерях. Сам мир лагерей проявился как гигантский айсберг, чьи скрытые масштабы было столь сложно осознать, так как этот айсберг постоянно менял свои очертания: многие лагеря, которым утверждали задания по лесозаготовке, горным работам или по ходу работ (железные дороги, каналы, строительство улиц), постоянно и одновременно меняли свои места дислокации; они обозначались часто простыми номерами (Стройка 513, Стройка 624, и т.д.) и подлежали постоянным административным и экономическим перестройкам. Эти факты экстремальных изменений и уничтожения лагерных архивов делают невозможным осуществление отдельных исследований по многим лагерям.

Поэтому историки во второй фазе, начиная с 2000 года, стали рассматривать лагерный мир скорее тематически. Этому способствует также и упомянутая семитомная история сталинского ГУЛАГа, которая к настоящему моменту представляет собой полномасштабную публикацию документов советского мира лагерей периода с 1930 по 1953 годы. Данный тематический подход анализирует систему ГУЛАГа как целое и под различными аспектами: как место осуществления репрессий, как систему принудительного труда, как гигантскую структуру управления, которое образовывало подлинное «государство в государстве», как общество со своими кодексами и внутренними конфликтами, со своими социальными характеристиками и повседневной жизнью. ГУЛАГ как место репрессий и подавления мы уже упомянули и не хотим к этому вновь возвращаться. Стоило бы еще раз только вкратце напомнить, что одним из новых аспектов при проведении таких исследований является попытка через подробный анализ различных проводившихся сталинским режимом кампаний преследований лучше понять и количественно идентифицировать различные потоки заключенных, которые поставляли на протяжении четверти века лагерям и «спецпоселениям» все большее количество человеческого материала .

Само собой разумеется, что такая работа требует постоянного сравнения архивов ГУЛАГа с другими источниками: с уже упомянутыми архивами МВД, прокуратуры и верховного суда, но также и с потоками переписки внутри политического руководства по вопросам уголовного права или с докладами и отчетами, которые министр внутренних дел (а также Молотов и Берия) предоставлял Сталину.

ГУЛАГ как экономическая система

Важная область исследований касается экономического измерения принудительного труда. Несмотря на чрезвычайную сложность используемых во внутренней лагерной статистике показателей конъюнктуры, несмотря также на обширную так называемую туфту , искажающие картину фальсификации балансов и подлоги, в целом ряде исследовательских работ удалось дать достоверную оценку вклада, который принудительный труд вносил в экономику сталинского Советского Союза. И так как число заключенных лагерей по большей части должно быть скорректировано в сторону понижения, это же применимо и к экономическому значению принудительного труда. Сегодня нужно исходить из того, что его вклад в промышленное производство и производство энергии и никогда не превосходило восемь - десять процентов (и это касается как создаваемой стоимости, так и капитальных инвестиций).

Конечно, отмечаются большие различия по отраслям. В момент своего высшего развития, в начале 1950 х гг., ГУЛАГ обеспечивал сто процентов потребности в платине и бриллиантах, девяносто процентов серебра и тридцать пять процентов добычи цветных металлов, таких, как никель; к ним же относятся двенадцать процентов потребности в угле и древесины Так же при разработке и освоении полезных ископаемых в необжитых районах страны, куда по своей воле вряд ли отважился бы поехать свободный человек, принудительному труду отводилось более высокое значение, а функция репрессивной политики всегда выходила не первый план. При проведении массовых репрессий речь никогда не шла об экономических, а о политических целях. Анализ внутренней документации ГУЛАГа однозначно указывает на то, что в периоды 1937/38, 1940/41, и 1947/48 гг., когда увеличивались масштабы политических преследований и возрастало количество заключенных, это ни в коей мере не вело к росту производительности, а как раз наоборот, каждый раз заканчивалось огромной дезорганизацией . Такие резкие «приливы» количества лагерного населения в конце 1940-х и начале 1950-х гг. вносили свой значительный вклад в кризис принудительного труда. На это однозначно указывают архивные материалы бюрократии ГУЛАГа. Эти кризисы имеют большее количество причин: к ним относится большой приток заключенных в период1945/46 гг., появление новой их категории - противники режима из балтийских стран и Украины; другой причиной является массовый рост числа криминалитета в лагерях, когда враждующие преступные кланы воевали между собой; и, наконец, во все более возраставшем количестве коллективных отказов от работы (забастовок).

Все это вело к падению производительности труда. Для того, чтобы ее поднять, вводились премии и незначительные вознаграждения за труд в виде зарплат, и более высокие рационы питания для тех, кому удавалось выполнить норму выработки. Однако эта программа терпела неудачу, сталкиваясь с реальностью лагерной системы: инфраструктура устаревала и изнашивалась; запасы легко добываемых полезных ископаемых быстро истощались . Сумасбродные, выдуманные верхними эшелонами власти проекты кончались неизбежными фиаско . Огромные лагерные комплексы оказывались со структурной точки зрения трудно реформируемыми; смешная по величине «зарплата» не могла быть стимулом для заключенных, когда они организовывались во враждующие банды – что, помимо прочего, приводило к необходимости иметь больший персонал охраны и управления (почти 300000 человек). Инспекции, проведенные в 1951/52 гг. в наиболее значительных лагерных комплексах, отразили безнадежное положение, в котором оказалось управление перед лицом постоянно падающей рентабельности. Пришли к выводу, что стоимость содержания и охраны одного заключенного была выше, чем предоставляемая зарплата, которую получали вольнонаемные рабочие на том же строительном объекте. А производительность их труда была выше.

По инициативе Главного управления лагерей лагерное начальство отпускало заключенных досрочно, при условии, что они останутся работать на том же месте . В 1951 году Мамулов, один из заместителей Берии, даже предложил радикальную реформу лагерной системы: 75 процентов заключенных должны были быть освобождены и в качестве «спецпереселенцев» принудительно прикреплены к одному месту (без права передвижения), работая на тех крупных государственных предприятиях, которые занимались добычей природных ископаемых в наиболее суровых с климатической и природной точек зрения частях страны . Этот кризис ГУЛАГа начала 1950-х гг. проливает новый свет на волну амнистий после смерти Сталина: основания для них имели не только исключительно политическую, но также – и даже более всего – экономическую природу.

Таким образом, экономические соображения при изучении ГУЛАГа как системы принудительного труда позволяют лучше понять внутреннюю логику способа производства, который установился в начале 1930х гг. В целом, мы можем сегодня лучше оценить экономические затраты принудительного труда, который стоил жизни примерно двум миллионам человек и каждый год подвергал нещадной эксплуатации миллионы взрослых людей, вынужденных надрываться на работе, имевшей низкую производительность труда и часто совершенно никому не нужной.

ГУЛАГ как бюрократическо-репрессивная система

Речь идет также и о системе репрессий и экономической системе как единое целое. ГУЛАГ нужно исследовать также и с точки зрения истории управления и его аспектов, как гигантскую бюрократическую машину «административно-командной системы», которая утвердилась в начале 1930-х гг. Неустанные реструктуризации этого огромного аппарата ГУЛАГа указывают на контролирующую руку центра, а также на то, что каждый раз надежды, которые связывались с каждой такой реструктуризацией, рушились перед лицом бесконечных бурно разраставшихся и неэффективных структур управления, которые было все труднее контролировать, и которые, невзирая на конкретное место, где размещались эти структуры, всегда были слишком далеки от центра. Отсюда это постоянное стремление к усовершенствованию отчетности, бумажная гора которой образует в настоящее время основу архивных материалов, что позволяет изучать историю ГУЛАГа не только с точки зрения жертв этой системы, но и с точки зрения самих преступников: персонала охраны и управления, лагерного начальства и начальников участков и районов НКВД, и, наконец, функционеров из Главного управления лагерей. В начале 1950-х гг. их число достигло примерно 300 000 человек (из них приблизительно две трети составляли персонал охраны и одна треть – технический персонал и управленцы). В рамках этих биографических исследований, связанных с функционерами НКВД, Никита Петров исследует во втором томе истории ГУЛАГа мир вооруженных «вохровцев» (военизированная охрана)

Архивы ГУЛАГа предоставляют богатый материал о службе охраны, которая была собрана из весьма разнородного круга лиц: из бывших принудительно поселенных заключенных; из вернувшихся на Родину бывших военнопленных, которые в фильтрационных лагерях были переформированы в ВОХР, часто отнюдь не по доброй воле; из молодых новобранцев Красной Армии, которые были негодны для активной службы в армии или ожидали суда. Эта была очень криминогенная, коррумпированная и склонная к насилию среда, чье изучение имеет смысл для лучшего понимания постоянно изменявшихся границ между «внутренним» и «внешним» мирами.

Что касается номенклатуры Министерства внутренних дел и тайной полиции, то их личные документы закрыты для доступа. В этой связи какие-либо фундаментальные исследования в отношении функционеров государственной безопасности или ГУЛАГа отсутствуют. Однако благодаря участию и терпению группы выдающихся историков из окружения, близкого к «Мемориалу», мы сегодня имеем справочник, в котором прослеживается профессиональное и политическое становление шестисот ведущих функционеров НКВД между 1934 и 1941 гг. .

Второй том, посвященный периоду с 1941 по 1953 гг., находится сейчас в стадии подготовки. Первый том показывает, что сорок пять процентов тех, кто в 1930 году занимал высокие посты, в 1937-1939 гг. были уничтожены; те же, кто пережил «большую чистку», сохраняли власть до середины 1950-х гг. и умерли, как правило, имея хорошую пенсию, в период с 1960 по 1980 - годы своей смертью в собственной кровати И только небольшое меньшинство, даже меньше, чем один процент из этих кадров НКВД, были после смерти Сталина подвергнуты административному наказанию – досрочно отправлены в отставку. Несколько иная картина складывается, если отслеживать исключительно номенклатуру ГУЛАГа. Ее сотрудники пережили период 1937-1939 гг. в большем количестве: например, в группе, исследованной и отраженной в сборнике документов «ГУЛАГ, 1917-1960», только двадцать процентов этих ведущих функционеров лишились жизни . Причину этого надо, конечно же, искать в том, что за номенклатурой ГУЛАГа надзирали в меньшей степени, а оберегали в большей: в ее рядах не было такой яростной борьбы за власть; к тому же во времена потрясений они ссохраняли свою удаленность от центров власти и имели относительную защиту внутри определенных кругов лагерного руководства. К этим двадцати процентам относятся также десять процентов тех, кто умер во время войны и послевоенное время, что означает, что семьдесят процентов тех, кто был облечен основными полномочиями в ГУЛАГе, пережил Сталина, причем зачастую - на многие годы. Родившиеся в основном между 1900 и 1910 гг., более трети из них дожили до 1970-х гг., и примерно десять процентов даже и до 1980-х гг. Они также получили преимущество от тех привилегий, которые полагались пенсионерам, входившим в состав номенклатуры. Никто их них, кто дожил до конца СССР, не был привлечен к ответственности.

История повседневной жизни в ГУЛАГе

И наконец, мы можем сейчас изучать ГУЛАГ также и как историю повседневной жизни, как некое специфическое общество, которое обнаруживает свои собственные правила жизни, законы, кодексы поведения В этой связи, естественно, воспоминания о пережитом, рассказы очевидцев и литературные произведения являются самым важным источником для историка. Напротив, слишком многочисленные и столь разнообразные данные и документы, предоставленные бюрократическим аппаратом, ставят огромные проблемы, связанные с интерпретацией. Есть два типа источников, связанных со структурами управления ГУЛАГа, которые представляют большое значение для историка, изучающего повседневность.

К одному из них относится поток отчетов, справок и спецдонесений (так называются различные типы докладов), которые в огромном своем количестве сообщают о «нарушениях предписаний», тормозящих бесперебойное течение лагерной жизни. Эти сообщения и доклады информируют вышестоящие инстанции о различных происшествиях (разнообразные мелкие происшествия, прекращение работы, попытки побегов, драки среди заключенных или групп заключенных). Невозможно сказать, какую именно верхушку айсберга они собой представляют. Как часто и детально эти документы создавались, зависит непосредственно от регулярно проводимых центральными органами власти инспекций и осуществляемых ими проверочных кампаний, во время которых «ритм» был тот же, что и во время всех политических кампаний сталинского времени: после какой-либо первой стремительной, изнурительной, но короткой по времени фазы проверка быстро затихала – до следующей кампании.

К другому относятся крайне мелочные и придирчивые инструкции и циркуляры центральных органов власти, которые должны были регулировать все аспекты жизни заключенных. Этим текстам инструкций, на которых лежит сильный отпечаток подлинной «эстетики» планирования, не хватает часто связи с реальной действительностью: десятки тысяч страниц, которые касаются норм труда, или рационов питания, «снабжения» заключенных инвентарем или «неденежным довольствием» (довольствие , еще один примечательный бюрократический неологизм, который трудно перевести). Только касательно одного продовольствия имелось не менее, чем пятнадцать «основных норм», которые также делились на «поднормы» в зависимости от типа лагеря и осуществляемой в нем трудовой деятельности и, кроме того, они в течение года могли многократно изменяться (в зависимости от времени года); даже и малейшее изменение нормы в документах – когда шла речь о продовольствии – подразумевало еще и подпись шефа ГУЛАГа, министра внутренних дел и его заместителя. Вот пример дословного текста подобного циркуляра:

Циркуляр номер 130-035 от 28 января 1944 года
«О повышении солевого рациона при приготовлении пищи для заключенных»

Для улучшения качества при приготовлении пищи заключенных увеличить средний рацион от 15 грамм в день, предоставляемых в настоящее время, до 18 грамм. Чернышев, Заместитель Народного Комиссара Внутренних Дел .

Если этот документ и дает разъяснение, то, несомненно, не о вкусе баланды, той липкой водянистой похлебки, которую давали зекам. И еще один пример, документ сочинения того же Чернышева от 21 декабря 1949 года:

Во избежание попадания инородного тела при выпекании хлеба содержащие клейковину виды муки № 1 и № 2 должны систематически просеиваться через металлическое сито (проволочное) № 10 и 12, типы муки № 1 и 2 - через сито № 16 и 24 .

Также тщательно историк, изучающий ГУЛАГ, должен просеивать уймы бюрократических данных и сведений, для того, чтобы найти зернышко правды. Произведения, оставленные «культурно-воспитательным отделом», в основном «показательная проза», предлагают историку мало ценного. Какие выводы и заключения он должен сделать из бесчисленных льстивых докладов и отчетов, которые доносят о 195706 лекциях, прочитанных только за период 1949 года, и которые прослушали 92 процента заключенных, и к которым относятся также 570762 политбеседы и 7395751 «устных чтений газет», от которых заключенные ГУЛАГ не могли уклониться?

И все же есть такие аспекты повседневной жизни, о которых мы можем получить информацию из официальных источников – о проблемах, которыми власти были в достаточной степени обеспокоены, в том числе и для того, чтобы начать следствие? Какие группы создавались среди заключенных? Какую роль играли подпольные организации, особенно прибалтийские и украинские «националисты»? Какие контакты существовали между лагерной администрацией и уголовными бандами? Какие конфликты имели место между «криминальными авторитетами» (ворами в законе) различных криминальных кланов ? И какие типичные столкновения случались между различными этническими группами: украинцами и русскими, или русскими и «мусульманами» (особенно татарами, а также чеченцами)? Чтобы получить такую информацию, администрация ГУЛАГа использовала большое количество провокаторов и доносчиков, которых она рекрутировала среди заключенных. В их число входило от восьми до десяти процентов заключенных. Однако использовалось такое количество средств, что в январе 1952 года в Москве было проведено совещание главных функционеров управления лагерей, которые должны были признать, что

Управление лагерей, которому до сих пор удавалось использовать конфликты и распри между различными группами заключенных, может потерять контроль над внутренними процессами .

К этим аспектам повседневной жизни лагерей в послевоенное время, которые до сих были мало известны, в шестом томе «Истории сталинского ГУЛАГа», изданном Владимиром Козловым, добавляется большое количество новых элементов

В своем образцовом произведении о нацистской системе лагерей Ольга Вормсер-Мигот пишет:

К этой теме вряд ли надо подходить только статически, как если бы она застыла в своих идеально типических структурах без всякого воздействия временных факторов .

Это же касается в первую голову и феномена системы советских лагерей, чье развитие растянулось на период времени, втрое больший, чем срок существования нацистской системы нацистских лагерей, и которая на протяжении десятилетий претерпевала изменения, развиваясь вместе с системой уголовного права и политической системой, в период с 1918 по 1920 представляя собой нечто другое, чем то, что появилось в 1930-е гг., или в начале 1950-х гг. Основная часть исследовательских работ по этой теме касается периода 1929-1953 гг.; и все же открытие архивов (материалы которых есть в открытом доступе по большей части до середины шестидесятых годов) также пролило некоторый свет на тему «ГУЛАГ до ГУЛАГа», как и на «ГУЛАГ после ГУЛАГа», хотя все же на эту тему опубликовано меньше работ.

Чем шире становится наше знание о советской системе лагерей, тем яснее становится, что 1929 год примечателен «Великим переломом» не только в истории индустриализации и насильственной коллективизации, но и в эволюции политики уголовного преследования и системы наказания. Можно в связи с развитием советского общества констатировать некий разрыв между ленинской и сталинской фазами - еще большая степень насилия, никаких компромиссов, никаких колебаний перед препятствиями, никаких уступок в спорных вопросах. И если можно рассматривать Гражданскую войну в качестве «матрицы» сталинизма, то нельзя, тем не менее, обнаружить непосредственную связьмежду «концентрационными лагерями», которые уже упоминаются в работах Ленина 1918 года, и сталинскими лагерями 1930-х гг. Концлагеря 1918-1921 гг. находятся в традиции лагерей интернирования, какими они создавались во время Первой мировой войны во многих странах для содержания там военнопленных, беженцев или перемещенных лиц.

Новым у большевиков было преднамеренное интернирование определенных групп населения в качестве «заложников» «до конца Гражданской войны»: «классово чуждых» и соответственно «социально опасных элементов» и причисляемых к ним, «дворян», «кулаков», «белогвардейцев», а также иностранцев. Такого рода превентивное интернирование в качестве чисто административных актов, осуществляемых политической полицией, было частью всего набора репрессивным мероприятий, которые новые власти использовали против «классовых врагов».

Одновременно с этим большевистское правительство экспериментировало с другим типом лагерей, лагерей для «исправления трудом» как мест тюремного заключения, которые должны были появиться для обычных, приговоренных в судебном порядке. В этой связи мы опять возвращаемся к концу XIX столетия, когда среди юристов шли оживленные дебаты о благотворной роли «искупления через труд», об использовании заключенных в экономических целях, о соответствующих преимуществах каторги и тюрьмы. В хаосе Гражданской войны проводилась, конечно же, не только организация «исправительных лагерей», согласно декрету от 15 апреля 1919 года, так как не хватало организации и времени; во все в большей степени в период 1918-1921 гг. в одних и тех же учреждениях изолировались «заложники из буржуазии», приговоренные преступники, члены семей крестьянских «бандитов»-повстанцев. Самые большие лагеря возникли в Тамбовской губернии, где летом 1921 года произошло крестьянское восстание под названием «антоновщина» .

Разница между «концентрационными» и «исправительными лагерями» была, тем не менее, чистой фикцией. В 1922 году фактически вступила в силу инструкция направлять приговоренных в трудовые лагеря вместо тюрем. Лагеря интернирования были распущены, за исключением некоторых «спецлагерей» (лагеря особого назначения), в которых содержались под арестом приговоренные «судами» тогдашней тайной полиции ОГПУ: «контрреволюционеры», политические противники и обычные преступники, чьи преступления (подделка банкнот, бандитизм) затрагивали непосредственные интересы государства. Так, в лагерном комплексе Соловецких островов содержались под арестом более десяти тысяч лиц. Из этого лагерного центра в дальнейшем в конечном счете принудительный труд эволюционировал в разветвленную систему после того, как Политбюро ЦК 27 июня 1929 года утвердило решающее по своему значению проведение реформы уголовного права, согласно которой лица, которые должны были отбывать тюремное наказание сроком более чем в три года, должны были передаваться в «исправительные трудовые лагеря», управление которыми находилось в ведении ОГПУ .

Что касается постепенного роспуска ГУЛАГа после смерти Сталина, появились новые факты и сведения, которые были собраны благодаря ряду проведенных исследований Уже в марте-апреле 1953 года дело дошло до фундаментальной перестройки. Сначала Главное управление лагерей было передано в ведение Министерства юстиции и экономических отделов соответствующих гражданских министерств. 27 марта советское правительство осуществило частичную амнистию, благодаря которой в течение следующих трех месяцев вышла на свободу почти половина заключенных лагерей (1200000 из 2500000 человек) . Это были преимущественно мелкие правонарушители, чей срок заключения был меньше пяти лет.

Ожидавшееся, но не проводившееся освобождение «политических» привело, начиная с лета 1953 года, к волне прекращений работы, беспорядков и восстаний, которые достигли пика в мае-июне 1954 года во время восстания в Кенгире (поселение среди лагерей, находившихся в степях). Эти события ускорили создание комиссий, которые должны были проверить дела «политических» заключенных. В течение двух лет (с начала 1954 по начало 1956 года) число «политических» в ГУЛАГе уменьшилось с 467000 до 114000 человек, то есть на семьдесят пять процентов . В начале 1956 года, впервые за двадцать лет, общее число заключенных стало меньше миллиона человек. Двадцатый съезд КПСС, состоявшийся в феврале 1956 года, не был, таким образом, - как это обычно считается – решающим моментом в освобождении заключенных ГУЛАГа, и роспуска «спецпоселений», скорее, напротив, основная часть «политических» освобождена ранее.

С момента развала СССР число находящихся под арестом и содержащихся в колониях исправительного труда постоянно растет, и в одной только Российской Федерации, население которой сейчас гораздо меньше, чем в сталинском СССР, оно перешагнуло отметку в миллион человек. Особо строгие приговоры и высокий уровень социально мотивированной преступности отражают, без сомнения, значительные общественные и национальные противоречия, которые накладывают свой отпечаток на все постсоветское пространство. Но все это также является наследием все еще столь близкого прошлого: прошлого, которое было ознаменовано подавлением и угнетением всех частей и слоев общества, а также, и прежде всего, наличием в течение многих десятилетий разветвленной системы лагерей, равной которой не было нигде в XX веке, и в которой во времена Сталина – всего одно поколение назад – содержался каждый шестой взрослый гражданин страны.

Сторонники Советского Союза — озлобленные люди. Они никогда не согласятся в своей неправоте. Особенно их бесит А. И. Солженицын. Сколько грязи было вылито на него! Однако постепенно, открывая архивные материалы и документы все больше убеждаюсь, что Солженицын был не только писателем, борцом за правду, но и историком. В 2004-2005 гг. вышла фундаментальная работа, при поддержи Государственного Архива Россиийской Федерации, «История сталинского ГУЛАГА» в 7-ми томах. Там собраны практически все архивные документы по этой тематике . Руководителем этой работы является директор ГАРФ доктор исторических наук, профессор Сергей Владимирович Мироненко. Так вот, в этом Труде (это своего рода прорыв в современной исторической науке) утверждается что в 1930-1952 гг. были расстреляны около 800 тыс. человек ; через лагеря, колонии и тюрьмы за этот период прошли около 20 млн. человек ; не менее 6 млн. составляли спецпоселенцы («кулаки», депортированные народы и т.д.). В год смерти Сталина (1953) общая численность заключённых в лагерях составляла 2 481 247 человек, а численность спецпоселенцев, ссыльнопоселенцев, ссыльных и высланных, находящихся в спецпосёлках и под надзором органов МВД, - 2 826 419 человек .

А вот, что писал Солженицын: «Можно допустить,

что одновременно в лагерях не находилось больше двенадцати миллионов *(По материалам с-д Николаевского и Далина в лагерях считалось от 15 до 20 миллионов заключённых. ») (одни уходили в землю, Машина приволакивала новых). И не больше половины из них было политических. Шесть миллионов ? -- что ж, это маленькая страна, Швеция или Греция, там многие знают друг друга ».

Солженицын,конечно же, не мог знать точных цифр. Он ведь был заключенным! Его взгляд: это взгляд на историю с другой стороны, не со стороны власти. Он считал, что сидело одновременно 20 миллионов, но зная о том, что всем зэкам свойственно преувеличивать, сослался на материалы Далина и Николаевского , где утверждаются именно те цифры, которые впоследствии подтвердились в «Истории сталинского ГУЛАГа». То есть вопреки собственному мнению Солженицын решил уточнить свои данные, дабы не подавлять своим авторитетом читателя, помочь ему самому осмыслить, ссылаясь на авторитетных исследователей. Солженицын писал, что "в тюрьмах вообще склонны преувеличивать число заключенных, и когда на самом деле сидело всего лишь двенадцать-пятнадцать миллионов человек , зэки были уверены, что их двадцать и даже тридцать миллионов " . То есть 15 млн. для Солженицына вполне реальная цифра, а оказалось, что зэки были более близки к истине. В любом случае и здесь Александр Исаевич оказался на высоте.

Теперь поговорим о политических. Как уже отмечалось, А. И. Солженицын назвал цифру в 6 миллионов . Согласно последним данным за контреволюционные преступления по статье 58 УК было осуждено 5533570 человек Если учесть, что данные постоянно уточняются, я думаю, спор о том, что Солженицын был прав или неправ в этих цифрах лишен всякого смысла. «Но и этот вывод был бы упрощением: ведь часть уголовных все-таки были де факто политическими. Так, среди 1 948 тыс. заключенных, осужденных по уголовным статьям, 778 тыс. были осуждены за хищения социалистической собственности (в огромном большинстве – 637 тыс. - по Указу от 4 июня 1947 г., плюс 72 тыс. – по Декрету от 7 августа 1932 г.), а также за нарушения паспортного режима (41 тыс.), дезертирство (39 тыс.), незаконный переход границы (2 тыс.) и самовольный уход с места работы (26,5 тыс.). В дополнение к этому в конце 30 – начале 40-х гг. обычно имелось около одного процента «членов семей изменников родины» (к 50-м гг. в Гулаге их осталось всего несколько сот человек) и от 8% (в 1934 г.) до 21,7% (в 1939 г.) «социально вредных и социально опасных элементов» (к 50-м гг. их почти не осталось). Все они официально не включались в число репрессированных по политическим статьям. Полтора-два процента заключенных отбывали лагерный срок за нарушение паспортного режима. Осужденные за кражу социалистической собственности, доля которых в населении Гулага составляла 18,3% в 1934 г. и 14,2% в 1936 г., сократилась до 2-3% к концу 30-х гг., что уместно связать с особой ролью преследований «несунов» в середине 30-х гг. Если допустить, что абсолютное количество краж на протяжении 30-х гг. резко не изменилось, и если учесть, что общее количество заключенных к концу 30-х гг. выросло приблизительно втрое по сравнению с 1934 г. и в полтора раза по сравнению с 1936 г., то, возможно, есть основания предположить, что жертв репрессий среди расхитителей социалистической собственности было не менее двух третей» .

Специально для скептиков, которые не убеждены по поводу цифры в 6 млн. человек. Приведем такую цитату(заранее извиняюсь за ее большой объем, в оправдание заметим, что эта цитата весьма важна по приводимой нами статистике): « Статистика велась разными ведомствами, и сегодня свести концы с концами непросто. Так, Справка Спецотдела МВД СССР о количестве арестованных и осужденных органами ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ СССР, составленная полковником Павловым 11 декабря 1953 г. (далее – справка Павлова), дает следующие цифры: за период 1937-1938 гг. указанными органами было арестовано 1 575 тыс. человек, из них за контрреволюционные преступления 1 372 тыс., причем осуждено было 1 345 тыс., в том числе приговорено к высшей мере наказания 682 тыс. Аналогичные показатели за 1930-1936 гг. составили 2 256 тыс., 1 379 тыс., 1 391 тыс. и 40 тыс. человек. Всего же за период с 1921 по 1938 гг. было арестовано 4 836 тыс. человек, из них за контрреволюционные преступления 3 342 тыс., и было осуждено 2 945 тыс., в том числе приговорено к расстрелу 745 тыс. человек. С 1939 по середину 1953 г. за контрреволюционные преступления было осуждено 1 115 тыс. человек, из них приговорено к расстрелу 54 тыс. Итого всего в 1921-1953 гг. было осуждено по политическим статьям 4 060 тыс., в том числе приговорено к расстрелу 799 тыс.

Однако эти данные касаются только осужденных системой «чрезвычайных» органов, а не всем репрессивным аппаратом в целом. Так, сюда не входят осужденные обычными судами и военными трибуналами разного рода (не только армии, флота и МВД, но и железнодорожного и водного транспорта, а также лагерными судами). Например, весьма значительное расхождение между количеством арестованных и количеством осужденных объясняется не только тем, что некоторых арестованных выпускали на свободу, но и тем, что некоторые из них умирали под пытками, а дела других передавались в обычные суды. Данных, позволяющих судить о соотношении этих категорий, насколько мне известно, нет. Статистику арестов органы НКВД вели лучше, чем статистику приговоров.

Обратим внимание и на то, что в «справке Руденко», цитируемой В.Н. Земсковым, данные о числе осужденных и расстрелянных по приговорам всех видов судов оказываются ниже, чем данные справки Павлова только по «чрезвычайной» юстиции, хотя предположительно справка Павлова была лишь одним из документов, использованных в справке Руденко. Причины подобных расхождений неизвестны. Однако на подлиннике справки Павлова, хранящейся в Государственном Архиве Российской Федерации (ГАРФ), к цифре 2 945 тыс. (количество осужденных за 1921-1938 гг.) неизвестной рукой карандашом сделано примечание: «30% угол. = 1 062». «Угол.» - это, конечно, уголовники. Почему 30% от 2 945 тыс. составили 1 062 тыс., можно только гадать. Вероятно, приписка отражала некоторый этап «обработки данных», причем в сторону занижения. Очевидно, что показатель 30% не выведен эмпирически на основе обобщения исходных данных, а представляет собой либо данную высоким чином «экспертную оценку», либо прикинутый «на глазок» эквивалент той цифры (1 062 тыс.), на которую указанный чин считал необходимым уменьшить данные справки. Откуда могла происходить такая экспертная оценка, неизвестно. Возможно, в ней отразилась распространенная среди высоких чинов идеологема, согласно которой и «за политику» у нас фактически осуждали уголовников.

Что касается достоверности статистических материалов, то число осужденных «чрезвычайными» органами в 1937-1938 гг. в целом подтверждается проведенным «Мемориалом» исследованием. Однако известны случаи, когда областные управления НКВД превышали выделенные им Москвой «лимиты» по осуждениям и расстрелам, иногда успев получить санкцию, а иногда не успев. В последнем случае они рисковали нарваться на неприятности и поэтому могли не показывать в своих отчетах результаты излишнего усердия. По приблизительной оценке, таких «непоказанных» случаев могло быть 10-12% от общего числа осужденных. Однако следует учесть, что статистика не отражает повторных судимостей, так что эти факторы вполне могли примерно уравновешиваться.

О числе репрессированных помимо органов ВЧК-ГПУ-НКВД-МГБ позволяет судить статистика, собранная Отделом по подготовке ходатайств о помиловании при Президиуме верховного совета СССР за 1940 – первую половину 1955 гг. («справка Бабухина»). Согласно этому документу, обычными судами, а также военными трибуналами, транспортными и лагерными судами за указанный период было осуждено 35 830 тыс. человек, в том числе 256 тыс. человек приговорено к расстрелу, 15 109 тыс. к лишению свободы и 20 465 тыс. человек к исправительно-трудовым работам и другим видам наказания. Здесь, понятно, речь идет обо всех видах преступлений. 1 074 тыс. человек (3,1%) были приговорены за контрреволюционные преступления – чуть меньше, чем за хулиганство (3,5%), и вдвое больше, чем за тяжелые уголовные преступления (бандитизм, убийство, разбой, грабеж, изнасилование вместе дают 1,5%). Осужденные за воинские преступления составили почти столько же, сколько осужденные по политическим статьям (1 074 тыс. или 3%), причем часть их, вероятно, можно считать политически репрессированными. Расхитители социалистической и личной собственности – включая сюда неизвестное число «несунов» - составили 16,9% осужденных или 6 028 тыс. 28,1% приходится на «другие преступления». Наказания за некоторые из них вполне могли носить характер репрессий – за самовольный захват колхозных земель (от 18 до 48 тысяч случаев в год между 1945 и 1955 гг.), сопротивление власти (по несколько тысяч случаев в год), нарушение крепостнического паспортного режима (от 9 до 50 тысяч случаев в год), невыполнение минимума трудодней (от 50 до 200 тысяч в год) и т.д. Наибольшую же группу составили наказания за самовольный уход с работы – 15 746 тыс. или 43,9%. При этом статистический сборник Верховного Суда 1958 г. говорит о 17 961 тыс. приговоренных по указам военного времени, из которых 22.9% или 4 113 тыс. были приговорены к лишению свободы, а остальные – к штрафам или ИТР. Впрочем, далеко не все приговоренные к небольшим срокам действительно доезжали до лагерей.

Итак, 1 074 тыс. осужденных за контрреволюционные преступления военными трибуналами и обычными судами. Правда, если сложить цифры Отдела судебной статистики Верховного Суда СССР («справка Хлебникова») и Управления военных трибуналов («справка Максимова») за тот же период, то получим 1 104 тыс. (952 тыс. осужденных военными трибуналами и 152 тыс. – обычными судами), но это, конечно же, не очень существенное расхождение. Кроме того, справка Хлебникова содержит указание на еще 23 тыс. осужденных в 1937-1939 гг. С учетом этого совокупный итог справок Хлебникова и Максимова дает 1 127 тыс. Правда, материалы статистического сборника Верховного Суда СССР позволяют говорить (если суммировать разные таблицы) то ли о 199 тыс., то ли о 211 тыс. осужденных обычными судами за контрреволюционные преступления за 1940–1955 гг. и соответственно о 325 или 337 тыс. за 1937-1955 гг., но и это далеко не меняет порядка цифр.

Имеющиеся данные не позволяют в точности определить, сколько из них было приговорено к расстрелу. Обычные суды по всем категориям дел выносили смертные приговоры сравнительно редко (как правило, несколько сот случаев в год, только для 1941 и 1942 гг. речь идет о нескольких тысячах). Даже длительные сроки заключения в большом количестве (в среднем по 40-50 тыс. в год) появляются только после 1947 г., когда ненадолго была отменена смертная казнь и ужесточены наказания за хищения социалистической собственности. О военных трибуналах данных нет, но предположительно по политическим делам они чаще прибегали к суровым наказаниям.

Эти данные показывают, что к 4 060 тыс. осужденных за контрреволюционные преступления органами ЧК-ГПУ-НКВД-МГБ за 1921-1953 гг. следует добавить либо 1 074 тыс. осужденных обычными судами и военными трибуналами за 1940-1955 гг. по справке Бабухина, либо 1 127 тыс. осужденных военными трибуналами и обычными судами (совокупный итог справок Хлебникова и Максимова), либо 952 тыс. осужденных за эти преступления военными трибуналами за 1940-1956 гг. плюс 325 (или 337) тыс. осужденных обычными судами за 1937-1956 гг. (по статистическому сборнику Верховного Суда). Это дает соответственно 5 134 тыс., 5 187 тыс., 5 277 тыс. или 5 290 тыс.

Однако обычные суды и военные трибуналы не сидели, сложа руки, соответственно до 1937 и 1940 гг. Так, были массовые аресты, например, в период коллективизации. Приводимые в «Истории сталинского Гулага» (т.1, с.608-645) и в «Истории Гулага» О.В. Хлевнюка (с.288-291 и 307-319) статистические данные, собранные в середине 50-х гг. не касаются (за исключением данных о репрессированных органами ЧК-ГПУ-НКВД-МГБ) этого периода. Между тем, О.В. Хлевнюк ссылается на хранящийся в ГАРФ документ, где укаывается (с оговоркой о неполноте данных) количество осужденных обычными судами РСФСР в 1930-1932 гг. – 3,400 тыс. человек. Для СССР в целом, по оценке Хлевнюка (c.303)., соответствующий показатель мог составить не менее 5 млн. Это дает приблизительно 1,7 млн. в год, что никак не уступает среднегодовому результату судов общей подсудности 40 - начала 50-х гг. (по 2 млн. в год – но следует учитывать рост численности населения).

Вероятно, количество осужденных за контрреволюционные преступления за весь период с 1921 по 1956 годы едва ли было многим меньше, чем 6 млн » .

По поводу же солженицынского утверждения о том, что не больше половины было политических, заметим, что это также не поддается критике. И здесь Солженицын на высоте.

Подберем еще одну цитату из «Архипелаг ГУЛага»:Да над будущей карательной системой не мог не задумываться Владимир Ильич, ещё мирно сидя с другом Зиновьевым среди пахучих разливских с сенокосов, поджужжание шмелей. Ещё тогда он подсчитал и успокоил нас, что «подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наёмных

рабов дело настолько, сравнительно, лёгкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови... обойдётся человечеству гораздо дешевле», чем предыдущее подавление большинства меньшинством**(В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 35, с. 90)

И во сколько же обошлось нам это «сравнительно лёгкое» внутреннее подавление от начала Октябрьской революции? По подсчётам эмигрировавшего профессора статистики И.А. Курганова, от 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повы-шенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости, — оно обошлось нам в... 66,7 миллионов человек (без этого дефицита — 55 миллионов). Шестьдесят шесть миллионов! Пятьдесят пять! Мы, конечно, не ручаемся за цифры профессора Курганова , но не имеем официальных. Как только напечатаются официальные, так специалисты смогут их критически сопоставить. (Уже сейчас появилось несколько исследований с использованием утаённой и раздёрганной советской статистики, — но страшные тьмы погубленных наплывают те же.)

Не смотря на то, что Солженицын не ручался за эти цифры, современные исследования подтверждают только что приведенный текст «Архипелага »: « Общее число жертв террора за годы советской власти можно, таким образом, приблизительно оценить в 50-55 млн. человек. Огромное большинство из них приходится, естественно, на период до 1953 г. Поэтому если бывший председатель КГБ СССР В.А. Крючков, с которым солидаризировался В.Н. Земсков, не слишком (всего на 30%, в сторону занижения, разумеется) искажал данные о количестве арестованных в период Большого террора, то в общей оценке масштаба репрессий А.И. Солженицын был, увы, ближе к истине» . Доказывает это и демографический метод «Историк»(так он себя называет) И. Пыхалов приводит такие цитаты: Пресс-конференция в Париже, 10 апреля 1975 года

— Вы называете 50–60 миллионов погибших русских, это — только в лагерях, или включая военные потери?
— Более 60 миллионов погибших — это только внутренние потери СССР. Нет, не войну имею в виду, внутренние потери.

(Солженицын А. Публицистика. Статьи и речи. Париж, 1989. C.180 второй пагинации)

Но профессор Курганов косвенным путём подсчитал, что с 1917 года по 1959 только от внутренней войны советского режима против своего народа, то есть от уничтожения его голодом, коллективизацией, ссылкой крестьян на уничтожение, тюрьмами, лагерями, простыми расстрелами — только от этого у нас погибло, вместе с нашей гражданской войной, 66 миллионов человек.

(Там же. C.323 второй пагинации)

Радиоинтервью компании BBC. Кавендиш, февраль 1979

Он [имеется в виду эмигрантский профессор и журналист Янов. — И.П.] даже не ставит коммунистическому режиму в упрёк уничтожение 60 миллионов человек. (Там же. C.365 второй пагинации)

Я пока не проверил эти данные, и есть сомнения, что они подлинны. По крайней мере, кроме Пыхалова и других сталинистов больше никто не ссылается на такие документы. Могу предположить, что цитаты сфальсифицированы. Однако, даже если нет, то ничего не меняет по сути. Мы показали выше, что все расчеты о 50-60 миллионах действительно подтверждаются как архивными, так и демографическими источниками.

Соответствуют ли истине расхожие ныне представления о сталинских лагерях? Одной из первых публикаций, вышедших на Западе на эту тему, стала книга бывшего сотрудника газеты «Известия» И. Солоневича, сидевшего в лагерях и бежавшего в 1934 году за границу. Солоневич писал: «Я не думаю, чтобы общее число всех заключённых в этих лагерях было меньше пяти миллионов человек. Вероятно, несколько больше. Но, конечно, ни о какой точности подсчёта не может быть и речи».

Изобилует цифрами и книга эмигрировавших из Советского Союза видных деятелей партии меньшевиков Д. Далина и Б. Николаевского, которые утверждали, что в 1930 году общее число заключённых составляло 622 257 человек, в 1931 году - около 2 миллионов, в 1933-1935 годах - около 5 миллионов. В 1942 году в местах лишения свободы, по их утверждениям, находилось от 8 до 16 миллионов человек.

Аналогичные многомиллионные цифры приводят и другие авторы. С. Коэн, например, в своей работе, посвященной Н. Бухарину, ссылаясь на труды Р. Конквеста, отмечает, что к концу 1939 года число заключённых в тюрьмах и лагерях выросло до 9 миллионов человек по сравнению с 5 миллионами в 1933-1935 годах.

А. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» оперирует цифрами в десятки миллионов заключённых. Такой же позиции придерживается и Р. Медведев. Ещё больший размах в своих подсчётах проявила В.А. Чаликова, утверждавшая, что с 1937 до 1950 года в лагерях побывало более 100 миллионов человек, из которых каждый десятый погиб. А. Антонов-Овсеенко считает, что с января 1935-го по июнь 1941 года было репрессировано 19 миллионов 840 тысяч человек, из которых 7 миллионов расстреляно.

Завершая беглый обзор литературы по этой проблематике, необходимо назвать ещё одного автора - О.А. Платонова, который убеждён, что в результате репрессий 1918- 1955 годов в местах заключения погибло 48 миллионов человек.

Ещё раз отметим, что мы привели здесь далеко не полный список публикаций по истории уголовно-правовой политики в СССР, но вместе с тем содержание подавляющего большинства публикаций других авторов почти полностью совпадает со взглядами многих нынешних публицистов.

Попытаемся ответить на простой и естественный вопрос: на чём, собственно, основаны подсчёты этих авторов?

О достоверности исторической публицистики

И если этот пунктир домыслов, как справедливо отмечал А.И. Солженицын, долбит нас постоянно и не ослабевая, то уже кажется, что именно так и было и иначе быть просто не могло.

Так были ли в действительности многие десятки миллионов репрессированных, о которых говорят и пишут многие современные авторы?

В данной статье используются лишь подлинные архивные документы, которые хранятся в ведущих российских архивах, прежде всего - в Государственном архиве Российской Федерации (бывший ЦГАОР СССР) и Российском государственном архиве социально-политической истории (бывший ЦПА ИМЛ).

Попробуем, опираясь на документы, определить реальную картину уголовно-правовой политики СССР в 30-50-е годы XX века.

Сравним архивные данные с теми публикациями, которые появлялись в России и за рубежом. Например, Р.А. Медведев писал, что «в 1937-1938 гг., по моим подсчётам, было репрессировано от 5 до 7 миллионов человек: около миллиона членов партии и около миллиона бывших членов партии в результате партийных чисток конца 20-х и первой половины 30-х годов; остальные 3-5 миллионов человек - беспартийные, принадлежавшие ко всем слоям населения. Большинство арестованных в 1937-1938 гг. оказались в исправительно-трудовых лагерях, густая сеть которых покрыла всю страну».

Предположив, что Р.А. Медведеву известно о существовании в системе ГУЛАГа не только исправительно-трудовых лагерей, но и исправительно-трудовых колоний, остановимся сначала более подробно именно на исправительно-трудовых лагерях, о которых он пишет.

Из его архивных данных следует, что на 1 января 1937 года в исправительно-трудовых лагерях находился 820 881 человек, на 1 января 1938 года - 996 367 человек, на 1 января 1939 года - 1 317 195 человек. Но нельзя, автоматически складывая эти цифры, получить общее количество арестованных в 1937-1938 годы.

Одна из причин этого состоит в том, что ежегодно определённое число заключённых после отбытия срока заключения или по другим причинам освобождалось из лагерей.

Приведём и эти данные: в 1937 году из лагерей было освобождено 364 437 человек, в 1938 году - 279 966 человек. Путём несложных подсчётов получим, что в 1937 году в исправительно-трудовые лагеря поступило 539 923 человека, а в 1938 году - 600 724 человека.

Таким образом, по архивным данным, в 1937-1938 годах общее количество заключённых, вновь поступивших в исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа, составило 1 140 647 человек, а не 5-7 миллионов.

Но и эта цифра мало что говорит о мотивах репрессий, то есть о том, кем были репрессированные.

Следует отметить очевидный факт, что среди заключённых были арестованные как по политическим, так и по уголовным делам. В числе арестованных в 1937-1938 годах были, разумеется, и «обычные» уголовники, и арестованные по печально известной статье 58 УК РСФСР. Думается, что прежде всего именно этих людей, арестованных по 58-й статье, и следует считать жертвами политических репрессий 1937-1938 годов. Сколько же их было?

В архивных документах имеется ответ и на этот вопрос. В 1937 году по статье 58 - за контрреволюционные преступления - в лагерях ГУЛАГа находилось 104 826 человек, или 12,8% от общего числа заключённых, в 1938 году - 185 324 человека (18,6%), в 1939 году - 454 432 человека (34,5%).

Таким образом, общее число репрессированных в 1937- 1938 годах по политическим мотивам и находящихся в исправительно-трудовых лагерях, как видно из приведённых выше документов, следует уменьшить с 5- 7 миллионов по крайней мере в десять раз.

Обратимся к ещё одной публикации уже упомянутой В. Чаликовой, которая приводит такие цифры: «Основанные на различных данных подсчёты показывают, что в 1937-1950 годы в лагерях, занимавших огромные пространства, находилось 8-12 миллионов человек. Если мы из осторожности примем меньшую цифру, то при норме лагерной смертности 10 процентов... это будет означать двенадцать миллионов погибших за четырнадцать лет, С миллионом расстрелянных «кулаков», с жертвами коллективизации, голода и послевоенных репрессий это составит не менее двадцати миллионов».

Вновь обратимся к архивным данным и посмотрим, насколько правдоподобна данная версия. Вычитая из общего количества заключённых число освобождавшихся ежегодно по окончании срока наказания или по другим причинам, можно сделать вывод: в 1937-1950 годах в ис­правительно-трудовых лагерях побывало около 8 миллионов человек.

Представляется целесообразным ещё раз напомнить, что далеко не все заключённые были репрессированы по политическим мотивам. Если мы вычтем из их общего числа убийц, грабителей, насильников и других представителей уголовного мира, станет ясно, что через исправительно-трудовые лагеря за 1937-1950 годы по «политическим» статьям прошло около двух миллионов человек.

О раскулачивании

Перейдём теперь к рассмотрению второй крупной части ГУЛАГа - к исправительно-трудовым колониям. Во второй половине 20-х годов в нашей стране сложилась система отбывания наказаний, предусматривающая несколько видов лишения свободы: исправительно-трудовые лагеря (о которых было сказано выше) и общие места заключения - колонии. В основу такого деления был положен срок наказания, к которому приговаривался тот или иной заключённый. При осуждении на малые сроки - до 3 лет - наказание отбывалось в общих местах лишения свободы - колониях. А при осуждении на срок свыше 3 лет - в исправительно-трудовых лагерях, к которым в 1948 году добавилось несколько особых лагерей.

Вернувшись к официальным данным и имея в виду, что в среднем в исправительно-трудовых колониях находилось 10,1% осуждённых по политическим мотивам, можно получить предварительную цифру по колониям за весь период 30-х - начала 50-х годов. Получается, за 1930-1953 годы в исправительно-трудовых колониях побывало 6,5 миллиона человек, из них по «политическим» статьям - около 1,3 миллиона человек.

Скажем несколько слов о раскулачивании. Когда называют цифру 16 миллионов раскулаченных, судя по всему, пользуются «Архипелагом ГУЛАГ»: «Был поток 29-30-х годов, в добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллионов пятнадцать мужиков, а как-то и не поболе».

Обратимся вновь к архивным документам. История спецпереселения начинается в 1929-1930 годах. 18 января 1930 года Г. Ягода направил постоянным представителям ОГПУ на Украине, в Белоруссии, на Северном Кавказе, в Центрально-Чернозёмной области, Нижне-Волжском крае директиву, в которой предписывал «точно учесть и телеграфно донести, из каких районов и какое количество кулацко-белогвардейского элемента полагается к выселению».

По результатам этой «работы» была составлена справка Отдела спецпоселений ГУЛАГа ОГПУ, в которой указывалось количество выселенных в 1930-1931 годах: 381 026 семей, или 1 803 392 человека.

Таким образом, опираясь на приведённые архивные данные ОГПУ-НКВД-МВД СССР, можно сделать промежуточный, но, как представляется, весьма достоверный вывод: в 30-50-е годы по «политическим» статьям было направлено в лагеря и колонии 3.4-3,7 миллиона человек.

Причём эти цифры вовсе не означают, что среди этих людей не было реальных террористов, диверсантов, изменников Родины и т.д. Однако для решения такой проблемы необходимо изучать другие архивные документы.

Подводя итоги изучения архивных документов, приходишь к неожиданному выводу: масштабы уголовно-правовой политики, связанной со сталинским периодом нашей истории, не слишком отличаются от аналогичных показателей современной России.

В начале 90-х годов в системе Главного управления исправительных дел СССР находилось 765 тысяч заключённых, в СИЗО - 200 тысяч. Почти такие же показатели существуют и в наши дни.