Аналитическая справка по операции синдикат 2. Полномочный представитель антибольшевизма

Страница: 68

Созданные в большом количестве детские дома, «дома ребенка», детские коммуны, колонии, интернаты и другие детские учреждения, эвакуация детей в благополучные районы, кампания по усыновлению беспризорных и другие меры дали свои результаты.

Кстати, колонии не носили нынешнего характера «исправительно-трудовых», как многие полагают сейчас. Достаточно обратиться к трудам А.С. Макаренко, чтобы убедиться в этом.

Количество беспризорных и безнадзорных детей в стране резко сокращалось. Может быть, это простое совпадение, но памятник Ф.Э. Дзержинскому был воздвигнут там, где высятся здания не только спецслужб, но и универмага «Детский Мир».

По просьбе Ф.Э. Дзержинского, перегруженного работой в ОГПУ и Наркомате путей сообщения, а также в ЦК РКП(б), осенью 1923 года он был освобожден от руководства комиссией, работа которой была уже налажена, но до конца дней не переставал заботиться о детях. Ф.Э. Дзержинский ушел из жизни в 1926 году, не успев полностью завершить начатое дело. Несмотря на все принятые меры, в 1926 году в СССР оставалось еще около 290 тысяч беспризорных детей.

Накануне Великой Отечественной войны позорное явление беспризорности в стране было практически ликвидировано.

Детские колонии и коммуны НКВД существовали до самой войны. Двумя из них (имени Ф.Э. Дзержинского и А.М. Горького, которые при объединении получили имя Ф.Э. Дзержинского) руководил великий педагог А.С. Макаренко. Как-то на вопрос о своих наградах он ответил: «Золотые часы от имени НКВД».

Из числа бывших воспитанников детских учреждений для беспризорных выросли сотни тысяч тех, кто встал грудью на защиту Родины в годы Великой Отечественной войны. Война принесла народу новые страдания, в том числе и всплеск детской беспризорности. Но уже несколько лет спустя с ней было покончено. Сейчас, в 2003 году, в мирное и неголодное время, в России, по разным данным, насчитывается от 2 до 3 миллионов беспризорных детей.

ОПЕРАЦИЯ «СИНДИКАТ-2»

Хрестоматийная операция «Синдикат-2» известна многим. Тем не менее книга о великих операциях разведки была бы неполной без хотя бы краткого рассказа о ней. Эта операция интересна не только сама по себе, но и тем, что стала образцом для многих других, проведенных российскими разведчиками в последующие годы.

После окончания Гражданской войны белогвардейские силы, разобщенные и изолированные друг от друга, уже не представляли серьезной опасности для советского строя. Однако в союзе с империалистическими разведками и внутренней контрреволюцией они еще могли причинить немало бед. Белая эмиграция, насчитывавшая от полутора до двух миллионов человек, имела остатки армии, издавала свыше полусотни газет и поддерживала многочисленные связи с международным капиталом. Из ее рядов разведки вербовали агентуру, создавали многочисленные антисоветские эмигрантские организации, строившие планы интервенции и свержения советской власти.

В эти годы основные акции, проводимые ВЧК - ОГПУ, были направлены не столько против иностранных разведок, сколько против различных зарубежных антисоветских центров и их филиалов в России. Сейчас многие относятся к ним как к некоему подобию «Меча и Орала», высмеянного Ильфом и Петровым в «Двенадцати стульях», но в те времена это были боевые, действенные организации, состоящие из молодых людей, рвавшихся в бой и представлявших серьезную опасность.

Одним из таких центров был «Народный союз защиты родины и свободы» (НСЗРиС), который возглавлял Борис Савинков, эсер, террорист, приговоренный к смертной казни царским судом; министр Временного правительства; организатор антисоветских мятежей в Ярославле, Рыбинске и Муроме; участник Первой мировой войны в рядах французской армии и Гражданской войны в России на стороне белых - Краснова, Колчака, мятежных чехословаков; создатель так называемой Русской народной армии, воевавшей на стороне польского правителя Пилсудского; лютый враг советской власти; незаурядный писатель. В общем, яркая и колоритная фигура.

В начале 1921 года, находясь в Польше, Савинков создал новую военную организацию - НСЗРиС. Ее вооруженными формированиями руководил полковник С.Э. Павловский. На создание НСЗРиС болезненно реагировало советское правительство, и после его ноты поляки предложили Савинкову покинуть страну. Он перебрался в Париж.

К этому времени на территории России уже было арестовано около 50 активных членов этой организации. Состоялся открытый судебный процесс, на котором были выявлены связи Савинкова с польской и французской разведками, подготовка мятежей и иностранного вторжения. Были получены сведения, что еще в январе 1921 года Савинков в своем обращении к военным министрам Франции, Польши и Великобритании указывал, что после падения Врангеля он представляет единственную «реальную антибольшевистскую силу, не сложившую оружия».

На вокзале в Москве Рейли встретила группа контрразведчиков, которые доставили его на дачу в Малаховку, где, по замыслу операции «Трест», было инсценировано заседание Политического совета МОЦР. Рейли был удовлетворен планами «руководителей организации», которым он настолько доверился, что решил через них направить из Москвы открытку своим друзьям за границу, в которой давал понять о благополучном прибытии в советскую столицу.

После «заседания политсовета» и написания открытки Рейли был арестован чекистами Сыроежкиным и Пудиным и доставлен из Малаховки во внутреннюю тюрьму ОГПУ. Несколько позже чекистами было инсценировано «случайное убийство» Рейли на советско-финляндской границе при его нелегальном возвращении на Запад.

5 ноября 1925 года Сидней Рейли, приговоренный к смертной казни еще в 1918 году за участие в «заговоре послов», был расстрелян.

В 1927 году советским руководством было принято решение рассказать об аресте Рейли и о данных им в ходе следствия показаниях. В газете «Правда» от 9 июня 1927 года под заголовком «Арест английского разведчика Сиднея Рейли» было опубликовано официальное правительственное сообщение, в котором, в частности, говорилось: «Летом 1925 года при нелегальном переходе финляндской границы из СССР был пограничной охраной ранен и арестован некий “купец” с советским паспортом на имя Штейнберга. Будучи допрошен, он показал, что на самом деле он вовсе не Штейнберг, а известный английский разведчик, капитан королевской авиации Сидней Георг Рейли, один из главных организаторов заговора Локкарта, трибуналом от 3 декабря 1918 года объявленный вне закона.

Рейли показал далее, что он приехал в СССР со специальной целью организации террористических покушений, поджогов, восстаний и т. д. Более того, Рейли добавил, что он, проездом из Америки, был у канцлера казначейства и одного из ответственнейших министров британского короля Черчилля, который лично давал ему инструкции по организации террористических покушений и других диверсионных актов. Его письменные показания имеются в распоряжении правительства. Материалом, взятым при дальнейших арестах, показания Рейли были целиком подтверждены».

В 1927 году операция «Трест», полностью выполнившая стоявшие перед ней задачи, была завершена.

Операция «Синдикат-2»

Параллельно с операцией «Трест» чекисты не менее успешно осуществляли разработанную начальником контрразведывательного отдела ГПУ- ОГПУ Артуром Артузовым операцию «Синдикат-2». Она завершилась в 1924 году выводом в СССР и арестом руководителя террористической белогвардейской организации «Союз защиты Родины и свободы» Бориса Савинкова.

Для реализации этой многоходовой операции в Москве была создана легендированная подпольная антисоветская организация «Либеральные демократы», одним из полномочных представителей которой являлся опытный сотрудник ВЧК Андрей Павлович Федоров, с 1919 года работавший на ответственных должностях в контрразведке и разведке.

В 1922 году перед Федоровым была поставлена задача по пресечению деятельности возглавляемого Савинковым «Союза защиты Родины и свободы». В операции «Синдикат-2» ему отводилась одна из главных ролей.

Через эмиссара Савинкова в Москве Зекунова Федоров вышел на самого руководителя белогвардейской организации. Выступая в качестве руководителя легендированной чекистами организации «Либеральные демократы», разведчик неоднократно по заданию ГПУ выезжал в Париж и другие европейские страны, где встречался с Савинковым и активистами его организации, а также с британским разведчиком Сиднеем Рейли. Бывая по заданию Дзержинского в Польше, Федоров встречался с сотрудниками военной разведки этой страны, которых снабжал специально подготовленными в Москве дезинформационными материалами.

Андрей Федоров

Борис Савинков настолько поверил в реальность существования «Либеральных демократов» и словам Федорова о том, что этой организации нужен энергичный вождь, что в августе 1924 года решился лично посетить СССР. Вместе с сопровождавшими его членами организации Деренталь и Фомичевым Савинков был арестован чекистами на конспиративной квартире в Минске и доставлен в Москву на Лубянку. Его допросы вели А.Х. Артузов и его заместитель по КРО РА. Пилляр.

Артур Христианович часто подолгу беседовал с Савинковым, который вынужден был признать свое поражение и дать высокую оценку работе чекистов.

27-29 августа 1924 года в Военной коллегии Верховного суда проходили слушания по делу Бориса Савинкова, который полностью признал предъявленные ему обвинения. Суд приговорил его к расстрелу, однако решением Президиума ВЦИК высшая мера наказания была заменена лишением свободы сроком на 10 лет.

31 августа 1924 года Савинков написал в Лубянской тюрьме письмо, адресованное сестре. В нем, в частности, говорилось: «Милая моя сестра! Ты, конечно, спрашиваешь себя, почему я признал Советскую власть?

Прежде всего, ты должна знать, что никто меня не “пытал”, не “мучил”, не уговаривал и не убеждал. Если я признал Советскую власть, то не потому, что меня заставили это сделать, а потому, что я, по совести, иначе поступить не мог…

Я пошел против большевиков, не преследуя личных целей и не для защиты имущих. Я пошел потому, что верил, что большевики несут русскому народу, русскому крестьянину и рабочему рабство и нищету Ну а если бороться, то бороться с винтовкой в руках, а не увещеваниями и речами… Я прошел такой путь, как никто…

Скажи, почему, когда красные расстреливали нас, мы кричали о “насилии и произволе”, а когда мы расстреливали их, расстреливали часто зря, “за здорово живешь”, то считалось, что мы совершаем подвиг? Я не был слеп. Я не был глух. Я видел и слышал, и ты знаешь, что вернувшись из Мозыря, я задумался над “нами” и “ими”. В сущности, я душевно был уже побежден… А главное, я понял тогда, что я и мы все в тисках у иностранцев, что мы не столько служим России, сколько им, иностранцам…

Уже весной 23-го года мне стало окончательно ясно, что с красными бороться нельзя, да и не нужно, ибо не с нами, а с ними рабочие и крестьяне…

Знаю, что эмиграция негодует. Пусть негодует. “Верхи” эмиграции давно утратили мое уважение…

Сегодня я признал Советскую власть. Я признал ее в результате моей долголетней, тяжкой, упорной, не словесной, а окровавленной борьбы. Верь мне: завтра признают эту власть многие, послезавтра признают все, кроме тех сумасшедших, которые предпочтут эмигрантскую гниль… Надо иметь мужество признавать свои поражения, как надо иметь мужество сознаваться в своих ошибках».

После вынесения приговора Борис Савинков продолжал оставаться во внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке. 7 мая 1925 года он покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна кабинета следователя.

В ходе реализации операции «Синдикат-2» были также арестованы активные члены «Народного союза защиты Родины и свободы» штабс-капитан Герасимов, профессор Исаченков и полковник Павловский.

По результатам операции «Синдикат-2» группа принимавших в ней активное участие чекистов была награждена орденами. Среди них был тогда еще начинающий, а в дальнейшем – видный советский контрразведчик и разведчик Григорий Сыроежкин. В представлении к награждению молодого чекиста, подготовленном заместителем начальника КРО Р.А. Пилляром, в частности, говорилось (стиль оригинала сохранен): «Тов. Сыроежкин Григорий Сергеевич принимал активное участие в разработке дела Савинкова, неоднократно рискуя жизнью. Состоял официально сотрудником ОГПУ, посылался неоднократно в Польшу Во время поездок, чрезвычайно рискованных, проявил огромную находчивость и смелость.

Лишь благодаря этому ему удалось избежать почти неминуемого ареста, влекшего за собой неминуемый расстрел и провал разработки дела.

Ходатайствую о награждении его орденом Красного Знамени».

«СИНДИКАТ-2» И «ТРЕСТ»

В сентябре 1921 года Григорий Сыроежкин был переведен из Реввоентрибунала Республики в Контрразведывательный отдел (КРО) ВЧК. Принимал непосредственное участие в операции «Синдикат-2», которая была направлена на разгром савинковской террористической организации «Народный союз защиты Родины и свободы» и на вывод самого Бориса Савинкова на территорию . Эта операция являлась одной из самых интересных операций, проведенных органами ОПТУ в 1920-е годы.

От Менжинского и Артузова Сыроежкин получил задание: под фамилией Серебрякова он должен пересечь польскую границу, выйти на контакт с польской разведкой и от имени легендированной чекистами организации «Либеральные демократы» передать ей ряд документов, подтверждающих наличие в Советской России влиятельной группы заговорщиков, готовых при иностранной помощи свергнуть советскую власть.

Советско-польскую границу разведчик преодолел без труда и благополучно добрался до Вильно, отторгнутого панской Польшей у Литвы. Обосновавшись в гостинице «Бристоль», Сыроежкин решил прогуляться по городу, чтобы изучить обстановку. И тут с ним произошел непредвиденный случай, который чуть было не закончился трагически. На одной из оживленных улиц города Сыроежкин столкнулся с неким Стржалковским, бывшим царским офицером и красным командиром, с которым он ранее работал в военно-революционном трибунале Кавказского фронта и которого не без его участия отчислили оттуда за моральное разложение. Ко всему прочему Стржалковский знал, что в начале 1922 года Сыроежкин выезжал в Тамбов в составе комиссии ВЧК по пересмотру дел участников антоновского мятежа. Поляк сразу же узнал разведчика. В беседе он рассказал, что недавно переселился в Польшу, но остался без работы и бедствует. Григорий в ответ наспех придумал, будто он разочаровался в советской власти, порвал с ней и решил уйти «куда глаза глядят».

Расстались они нормально, договорившись о новой встрече. Тем не менее вскоре после этого случая Григорий был задержан и доставлен в полицию. Там уже находился Стржалковский, донесший на него. Разведчик в ответ на предъявленные обвинения заявил, что Стржалковский - полностью разложившийся элемент, пьяница и наркоман, который мстит ему по личным мотивам. Зная Стржалковского с самой отрицательной стороны, полицейские отпустили Сыроежкина и даже извинились перед ним. Успешно прошла и его встреча с капитаном польской разведки Секундой. Поляк выразил удовлетворение полученной информацией и принес извинения за «недоразумение с полицией».

Вернувшись в Москву, Сыроежкин подробно доложил о происшествии. После всестороннего обсуждения проблемы было принято решение вновь направить его с заданием за кордон. На этот раз Сыроежкину-Серебрякову предстояло доставить в Вильно два пакета. В одном из них находилось письмо полковника Павловского Борису Савинкову, в котором последнему предлагалось посетить Россию, чтобы лично возглавить антисоветскую оппозицию. Сергей Павловский являлся одним из ближайших соратников Савинкова. Посланный им нелегально в Москву для инспекции «Либеральных демократов» Павловский был арестован чекистами и писал письмо Савинкову под их диктовку, находясь в тюрьме на Лубянке.

В книге Олега Мозохина и Теодора Гладкова «Менжинский. Интеллигент с Лубянки» по этому поводу, в частности, отмечается:

«Направляя Сыроежкина за границу, КРО ОПТУ преследовало цель рассеять у Савинкова и его ближайших сподвижников сомнения по поводу столь длительного пребывания в СССР полковника Павловского и ускорить приезд Савинкова в Советский Союз. В соответствии с этим планом в письме-докладе Павловского Савинкову сообщалось, что он со своими людьми совершил удачный “экс”, который принес московскому ЦК “Либеральных демократов” десятки тысяч рублей, и в ближайшее время, сразу после ростовского налета на поезд с деньгами, он выезжает к Савинкову за границу».

Другой пакет содержал фотокопию секретного приказа народного комиссара по военным и морским делам о проведении маневров вблизи польской границы. По просьбе руководства ОПТУ этот «приказ» был специально подготовлен в единственном экземпляре для дезинформации противника. Он содержал все необходимые атрибуты настоящего документа.

Однако в Вильно Сыроежкина встретил не капитан Секунда, а другой офицер польской офензивы (разведки) - капитан Майер. Когда Сыроежкин передал ему привезенные материалы, Майер откровенно обрадовался. Григорий, видя такую реакцию, намекнул ему об оплате полученных сведений. Капитан, не колеблясь, выложил кругленькую сумму и сказал:

Только вот распишитесь здесь, пожалуйста, пан Сыроежкин.

Я уж и забыл, когда был Сыроежкиным, - обиженно сказал Григорий. - И называть меня этим именем - большой грех, пан капитан. Где тут расписаться?

И аккуратно расписался: «Серебряков».

Майер не возражал и согласился передать Савинкову пакет от полковника Павловского.

Подготовленные чекистами «разведданные» получили высокую оценку польских спецслужб и представителя Второго бюро (военной разведки) Генштаба французской армии Готье, на связи у которого находился Савинков в качестве агента французской разведки. Ознакомившись с документом, Готье поздравил Савинкова с большим успехом его организации.

В тот же день Сыроежкин отправился в Москву. Он отчитался о результатах своей поездки перед Артузовым и Менжинским. О его работе по «Синдикату-2» было доложено Дзержинскому. В дальнейшем Сыроежкин еще не раз выезжал с ответственными и опасными поручениями в Польшу.

В результате операции «Синдикат-2» чекистам удалось заманить Бориса Савинкова в Москву. Против этой поездки возражал даже близкий друг Савинкова - Бурцев, прославившийся разоблачением провокатора департамента полиции Азефа. Он заявил, что Савинков идет на верную гибель, так как неизбежно попадет в расставленные чекистами сети.

После консультаций с сотрудником британской разведки Сиднеем Рейли и обсуждения всех деталей предстоящей поездки Борис Савинков и ряд его сподвижников в начале августа 1924 года выехали из Парижа. В ночь на 15 августа они нелегально перешли советскую границу, были арестованы и доставлены на Лубянку. 29 августа 1924 года Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла Борису Савинкову смертный приговор. Президиум ВЦИК заменил его на лишение свободы сроком на десять лет. В мае 1925 года Савинков выбросился из окна кабинета следователя, находившегося на пятом этаже здания на Лубянке.

По результатам операции «Синдикат-2» группа чекистов была награждена орденами. В представлении к награждению, подготовленном заместителем начальника КРО Р.А. Пилляром, в частности, говорилось (стиль оригинала сохранен):

«Тов. Сыроежкин Григорий Сергеевич принимал активное участие в разработке дела Савинкова, неоднократно рискуя жизнью. Состоял официально сотрудником ОГПУ, посылался неоднократно в Польшу. Во время поездок, чрезвычайно рискованных, проявил огромную находчивость и смелость.

Лишь благодаря этому ему удалось избежать почти неминуемого ареста, влекшего за собой неминуемый расстрел и провал разработки дела.

Ходатайствую о награждении его орденом Красного Знамени».

Вместе с другими чекистами Григорий Сыроежкин продолжал активно бороться с белогвардейским подпольем в Советском Союзе. В сентябре 1925 года он участвовал в операции «Трест» по выводу в СССР и аресту английского разведчика и авантюриста Сиднея Рейли, который был участником так называемого «заговора послов», направленного сразу же после Октябрьской революции на свержение советского правительства, в 1918 году заочно судим и объявлен «врагом трудящихся, стоящим вне закона РСФСР».

В операции «Трест» Сыроежкин действовал под именем Щукина - боевика ранее разгромленной чекистами «Монархической организации Центральной России». В ходе реализации операции Сидней Рейли был выведен в СССР и арестован. Смертный приговор, вынесенный международному авантюристу в 1918 году, был приведен в исполнение 5 ноября 1925 года. В 1927 году операция «Трест», полностью выполнившая стоявшие перед ней задачи, была завершена. В газете «Правда» от 9 июня 1927 года под заголовком «Арест английского разведчика Сиднея Рейли» было опубликовано официальное правительственное сообщение, в котором, в частности, говорилось:

«Летом 1925 года при нелегальном переходе финляндской границы из СССР был пограничной охраной ранен и арестован некий “купец” с советским паспортом на имя Штейнберга. Будучи допрошен, он показал, что на самом деле он вовсе не Штейнберг, а известный английский разведчик, капитан королевской авиации Сидней Георг Рейли, один из главных организаторов заговора Локкарта, трибуналом от 3 декабря 1918 года объявленный вне закона.

Операция "Синдикат-2"

Хрестоматийная операция «Синдикат-2» известна многим. Тем не менее книга о великих операциях разведки была бы неполной без хотя бы краткого рассказа о ней. Эта операция интересна не только сама по себе, но и тем, что стала образцом для многих других, проведенных российскими разведчиками в последующие годы.

После окончания Гражданской войны белогвардейские силы, разобщенные и изолированные друг от друга, уже не представляли серьезной опасности для советского строя. Однако в союзе с империалистическими разведками и внутренней контрреволюцией они еще могли причинить немало бед. Белая эмиграция, насчитывавшая от полутора до двух миллионов человек, имела остатки армии, издавала свыше полусотни газет и поддерживала многочисленные связи с международным капиталом. Из ее рядов разведки вербовали агентуру, создавали многочисленные антисоветские эмигрантские организации, строившие планы интервенции и свержения советской власти.

В эти годы основные акции, проводимые ВЧК - ОГПУ, были направлены не столько против иностранных разведок, сколько против различных зарубежных антисоветских центров и их филиалов в России. Сейчас многие относятся к ним как к некоему подобию "Меча и Орала", высмеянного Ильфом и Петровым в "Двенадцати стульях", но в те времена это были боевые, действенные организации, состоящие из молодых людей, рвавшихся в бой и представлявших серьезную опасность.

Одним из таких центров был "Народный союз защиты родины и свободы" (НСЗРиС), который возглавлял Борис Савинков, эсер, террорист, приговоренный к смертной казни царским судом; министр Временного правительства; организатор антисоветских мятежей в Ярославле, Рыбинске и Муроме; участник Первой мировой войны в рядах французской армии и Гражданской войны в России на стороне белых - Краснова, Колчака, мятежных чехословаков; создатель так называемой Русской народной армии, воевавшей на стороне польского правителя Пилсудского; лютый враг советской власти; незаурядный писатель. В общем, яркая и колоритная фигура.

В начале 1921 года, находясь в Польше, Савинков создал новую военную организацию - НСЗРиС. Ее вооруженными формированиями руководил полковник С. Э. Павловский. На создание НСЗРиС болезненно реагировало советское правительство, и после его ноты поляки предложили Савинкову покинуть страну. Он перебрался в Париж.

К этому времени на территории России уже было арестовано около 50 активных членов этой организации. Состоялся открытый судебный процесс, на котором были выявлены связи Савинкова с польской и французской разведками, подготовка мятежей и иностранного вторжения. Были получены сведения, что еще в январе 1921 года Савинков в своем обращении к военным министрам Франции, Польши и Великобритании указывал, что после падения Врангеля он представляет единственную "реальную антибольшевистскую силу, не сложившую оружия".

То, что савинковцы "не сложили оружия", доказали кровавые рейды отрядов полковника Павловского по территории Советской Белоруссии, когда десятки мирных граждан были убиты, растерзаны, изнасилованы бандитами.

Имея агентуру в России, Савинков снабжал шпионской информацией генеральные штабы Польши, Англии и Франции, за что получал немалые деньги: от французской миссии в Варшаве 1,5 миллиона польских марок, от польского генштаба 500–600 тысяч, а от МИДа Польши 15 миллионов ежемесячно. Поступления шли и из других источников, в том числе от русских капиталистов, вовремя пристроивших свои деньги за рубежом.

Агенты Савинкова занимались не только шпионажем, но и диверсиями, террором и организационной работой по созданию многочисленных ячеек и резидентур на советской территории, подготовкой к открытому вооруженному выступлению, первоначально намеченному на август 1921 года. Савинков рассчитывал, что успеху восстания будут способствовать трудности, связанные с хозяйственной разрухой и голодом в губерниях.

Однако, приняв в 1921 году нэп и заменив продразверстку продналогом, Советское правительство изменило внутриполитическую обстановку в стране, лишило Савинкова опоры на массы, тем самым нарушило его планы. Тем не менее он не унимался. Он произвел реорганизацию «Союза» и продолжал подрывную деятельность, стремясь восстановить связи с резидентурой и действовавшими в России агентами.

По указанию Ф. Э. Дзержинского, органы ОГПУ (Объединенное Государственное Политическое управление, сменившее ВЧК), воспользовавшись намерениями Савинкова, разработали операцию под условным названием «Синдикат-2» для установления контакта с Савинковскими центрами в Париже, Варшаве и Вильно через якобы существующую антисоветскую организацию и для вывода Савинкова на советскую территорию.

Летом 1922 года при нелегальном переходе польско-советской границы был задержан видный деятель «Союза» и доверенный сотрудник Савинкова Леонид Шешеня, направлявшийся в Смоленск и Москву для установления связи с ранее заброшенными агентами Герасимовым и Зекуновым, которые были на основании его показаний арестованы. Герасимов был осужден, его подполье - свыше 300 человек - разгромлено, а Шешеня и Зекунов завербованы для работы против Савинкова.

К этому времени был разработан план, включавший легендирование на территории России контрреволюционной организации "Либеральные демократы" (ЛД), которая якобы была готова к решительным действиям по свержению большевиков, но нуждалась в опытном политической руководителе, каковым она считала Б. В. Савинкова.

В Польшу был направлен Зекунов с рекомендательным письмом Шешени к его родственнику, видному деятелю «Союза» Фомичеву. В письме Шешеня сообщал о благополучном прибытии в Москву и о том, что ему удалось познакомиться с лицами, состоящими в некоей "эсеровской организации", членом которой является и Зекунов. При этом упоминался ответственный армейский чин - полковник Новицкий, давний знакомый Савинкова, который прислал для передачи полякам секретные документы генштаба Красной армии. Эти документы, переданные французам и полякам, заслужили высокую оценку их штабов, а Савинков удостоился благодарности и дополнительного вознаграждения для своих агентов.

Поездка Зекунова в Варшаву прошла настолько успешно, что вскоре он был вновь направлен за рубеж, на этот раз вместе с чекистом А. П. Федоровым, выступавшим под видом одного из активных деятелей ЛД, Визит Федорова еще больше убедил польскую разведку и «Союз» в существовании этой солидной контрреволюционной организации. Для установления более тесного контакта с ней в Москву вместе с Федоровым и Зекуновым был направлен Фомичев. В Москве Фомичеву представили руководителей организации (в этой роли выступили сотрудники ОГПУ), причем была создана видимость, что на сближение с НСЗРиС ЛД идет только в силу общепризнанного авторитета Савинкова. Фомичев в ответ предложил организовать встречу представителей ЛД с Савинковым в Париже.

Руководители операции - а ими помимо Ф. Э. Дзержинского, были В. Р. Менжинский и А. Х. Артузов - приняли решение: для закрепления легенды дать возможность Фомичеву вернуться в Варшаву. В мае 1923 года он вместе с Зекуновым по "зеленому коридору" перебрался в Польшу и доложил обстановку руководителям местного отделения «Союза». Они одобрили его предложение и согласились отправить представителя ЛД в Париж на встречу с Б. В. Савинковым.

11 июля 1923 года Федоров в сопровождении Фомичева выехал в Париж, где 14 июля произошла его первая встреча с Борисом Савинковым. Таких встреч состоялось несколько, и каждый раз Федоров все больше убеждал Савинкова в том, что ЛД представляет собой реальную силу, однако нуждается в таком авторитетном руководителе, как Борис Викторович.

Савинков рассказал Федорову об источниках финансирования «Союза» (помимо разведки он назвал Форда, Муссолини и бельгийских капиталистов, заинтересованных в получении будущих концессий в России); о положении дел в эмигрантских кругах; представил ему своих ближайших помощников и друзей: полковника Павловского, супругов Деренталь и английского разведчика Сиднея Рейли. Учитывая, что Савинков намеревался направить Павловского на советскую территорию с бандой для ограбления банков, Федоров предложил связать его с московской организацией ЛД, для чего дал ему адрес Шешени. Это совпадало с желанием опытного конспиратора Савинкова, который и сам хотел направить Павловского в Москву как особо доверенного эмиссара. Тот должен был осветить положение с ЛД и высказать мнение о возможности поездки Савинкова в Москву.

17 августа 1923 года Павловский с бандой, совершив ряд нападений, пересек польско-советскую границу, а 16 сентября явился на квартиру Шешени. На следующий день он был арестован. Сначала он отказывался давать показания, но затем, спасая свою шкуру, согласился сотрудничать с ОГПУ.

Чтобы не вызывать беспокойства Савинкова задержкой Павловского в Москве, в Польшу был направлен сотрудник разведки Григорий Сыроежкин. Он передал сотруднику польской разведки капитану Секунде подготовленные в Москве «разведданные» и для посылки Савинкову докладную Шешени о работе с ЛД и о том, что в Москве все в порядке.

После возвращения Сыроежкина в Париж отправился сам Шешеня, который вез с собой письмо на имя Савинкова, написанное Павловским под диктовку сотрудников ОГПУ. Павловский сообщал о том, что по требованию ЛД в Москве создан двусторонний руководящий центр, заочно избравший Савинкова своим председателем. В другом письме сам лидер ЛД Твердов (псевдоним Артузова) извещал Савинкова, что является его заместителем в СССР.

Павловский отправил Савинкову еще несколько писем об успешной работе в Москве и о намерении съездить на юг, где он "нашел своих родственников, где можно погостить и кое-что подзаработать" (имелся в виду акт экспроприации).

Письма Павловского сыграли большую роль в создании у Савинкова впечатления о жизнеспособности московской организации и ее активной деятельности. Тем не менее он ответил, что готов выехать в Россию только при одном условии: если за ним приедет сам Павловский. Опытный конспиратор терзался сомнениями. В письме, переданном Павловскому через Шешеню одним из заместителей Савинкова, говорилось: "До Вашего приезда отец посетить ярмарку не сможет". В апреле 1924 года в Варшаве, а затем и в Париже вновь побывал Федоров. Встретившись с Савинковым, он подробно рассказал о разногласиях в организации, которые могут привести к ее расколу и требуют его личного вмешательства. Но сомнения у Савинкова оставались. Чтобы их рассеять, 21 мая 1924 года на заседании правления ЛД (состоявшего из чекистов) была организована встреча Павловского с прибывшим из Варшавы Фомичевым. Павловский вел себя на встрече безукоризненно; хорошо сыграл роль и высказал «просьбу», чтобы его оставили для работы в России. 31 мая на "квартире Павловского" состоялась его новая встреча с Фомичевым, на которой присутствовал и Федоров. Павловский снова вел себя правильно. Но проведенные мероприятия только оттягивали необходимость выезда его за границу.

Пришлось сообщить Савинкову, что Павловский во время попытки экспроприации поезда недалеко от Ростова тяжело ранен, однако сумел ускользнуть от чекистов и укрыться в Москве на квартире надежного человека, хирурга, который его лечит. В письмах Савинкову Павловский звал его в Россию и выражал надежду на свое скорое выздоровление. Фомичеву снова организовали встречу с «раненым» Павловским. Убедившись в невозможности выезда последнего за границу, Фомичев через Варшаву возвратился в Париж. Вместе с ним отправился Федоров. Это была последняя командировка по линии ОГПУ. После прочтения писем Павловского, бесед с Фомичевым и Федоровым и долгих размышлений Савинков, наконец, решился ехать в Россию.

Одному из видных деятелей эмиграции, В. Л. Бурцеву, Савинков сказал: "Моя поездка в Россию решена. Оставаться за границей я не могу. Я должен ехать… Я еду в Россию, чтобы в борьбе с большевиками умереть. Знаю, что в случае ареста меня ждет расстрел. Я покажу сидящим здесь, за границей, Чернову, Лебедеву, Зензинову и прочим, как надо умирать за Россию… Своим судом и своей смертью я буду протестовать против большевиков… Мой протест услышат все!"

Приняв решение, Савинков пригласил из Нью-Йорка Сиднея Рейли, с которым обсудил план поездки. 12 августа 1924 года Савинков прибыл в Варшаву, где с помощью грима несколько изменил свою внешность. 15 августа вместе с Фомичевым и супругами Деренталь, с фальшивым паспортом на имя В. И. Степанова, он перешел польско-советскую границу. На границе их встретили Федоров, выехавший из Варшавы на день раньше, а также сотрудники разведки Пиляр (в роли командира пограничной заставы, «сочувствующего» ЛД), Пузицкий и Крикман ("члены московской организации").

16 августа Савинков и его сообщники были арестованы. Арест вызвал надлом и внутреннюю капитуляцию знаменитого террориста, не боящегося смерти.

25–29 августа 1924 года в Москве состоялся судебный процесс по делу Савинкова. Его показания вызвали замешательство в среде белой эмиграции.

На суде Савинков сделал заявление, которое тогда вряд ли кому-нибудь показалось искренним: "Я безусловно признаю Советскую власть и никакую другую. Каждому русскому, кто любит свою страну, я, который прошел весь путь этой кровавой тяжелой борьбы против вас, я, кто доказывал вашу несостоятельность, как никто другой, я говорю ему - если ты русский, если ты любишь свой народ, ты низко поклонишься рабоче-крестьянской власти и признаешь ее безоговорочно".

29 августа 1924 года Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла Савинкову смертный приговор. Но, принимая во внимание признание Савинковым своей вины и "полное отречение от целей и методов контрреволюционного и антисоветского движения", суд постановил ходатайствовать перед Президиумом ЦИК СССР о смягчении приговора. В тот же день смертная казнь была заменена лишением свободы на 10 лет.

Савинков из тюрьмы направил своим единомышленникам за рубежом несколько писем с призывом прекратить борьбу против собственного народа, последовать его примеру и вернуться в Россию.

Содержался бывший террорист во внутренней тюрьме на Лубянке. В его распоряжение была предоставлена библиотека; его возили на прогулки в Сокольники и даже водили в рестораны. Более того, к нему на интимные свидания допускали его возлюбленную, мадам Деренталь. Но Савинков все чаще впадал в депрессию, неволя тяготила его. Он ходатайствовал о полном помиловании. Когда следователь сообщил ему, что его просьба отклонена, он выбросился из окна пятого этажа и разбился насмерть, чуть было не утащив за собой пытавшегося удержать его Сыроежкина. Все разговоры о том, что Савинкова сбросили в пролет лестницы, являются домыслами: чекистам он нужен был живой.

Из книги Наркомафии [Производство и распространение наркотиков] автора Белов Николай Владимирович

Операция Новые времена, помимо конкуренции экономической, принесли с собой и конкуренцию криминальную. На территории России в последние годы зафиксированы многочисленные случаи, когда за место на весьма прибыльном и перспективном российском наркорынке, кроме местных

Из книги 100 великих тайн Древнего мира автора Непомнящий Николай Николаевич

Операция «Мумия» Каким образом египтяне мумифицировали своих умерших? Казалось бы, этот вопрос достаточно хорошо изучен. Однако два американских специалиста - египтолог Боб Брир и анатом Ран Уод - попробовали ответить на него заново. Они сами взялись изготовить мумию

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ВЫ) автора БСЭ

Из книги Энциклопедия юриста автора

Синдикат СИНДИКАТ (от греч. syndikos - действующий сообща) - объединение субъектов, ведущих хозяйственную деятельность, с целью ее централизации. Участники С. сохраняют юридическую и производственную самостоятельность, утрачивая при этом коммерческую.Первые С. появились в

автора Кочеткова П В

Из книги Палачи и киллеры [Наёмники, террористы, шпионы, профессиональные убийцы] автора Кочеткова П В

ОПЕРАЦИЯ "МИНСМИТ" 1. Цель Обеспечить доставку портфеля с документами на берег как можно ближе к Уэльве (Испания). Сделать это таким образом, чтобы создалось впечатление, будто портфель был в самолете, упавшем в море, и его вез офицер из Англии в штаб союзников в Северной -

Из книги Палачи и киллеры [Наёмники, террористы, шпионы, профессиональные убийцы] автора Кочеткова П В

ОПЕРАЦИЯ "МИНСМИТУ 1. Погода. Ветер переменный - юго-западный до юго-восточного, силой 2 балла; волнение - 2 балла; небо затянуто низкими облаками; видимость - от 1 до 2 миль; барометр 1016.2. Рыбачьи лодки. В заливе оказалось много небольших рыбачьих лодок. Ближайшая

Из книги Морские сражения автора Хворостухина Светлана Александровна

Норвежская операция В апреле 1940 года британское командование было встревожено выходом немецких кораблей из портов Северного и Балтийского морей. Англичане с опозданием направили флот и авиацию к местам волнений. Немцы уже начали норвежскую операцию. Планировался

Из книги Большая Советская Энциклопедия (СИ) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ОП) автора БСЭ

Из книги Справочник кроссвордиста автора Колосова Светлана

Самый крупный преступный синдикат 11 «Ямагучигуми» – Япония, бандитская группировка, 30 000

Уже первые строчки следственного дела опровергают правительственное сообщение об аресте Савинкова: он был арестован не “в двадцатых числах августа” 1924 года, а 16 августа… Смысл этой манипуляции понятен: скрыть подробности той тайной игры, которая велась против Савинкова, механизм операции, столь успешно завершенной. Эта тенденция - спрятать концы в воду - будет прослеживаться и дальше в официальной версии дела. Внешне выглядит так просто: перешел границу и был задержан, - в реальности же все происходило куда драматичнее…

Операция ОГПУ против Савинкова под кодовым названием “Синдикат-2” была задумана еще в 1922 году. Цель - завлечь этого преступника из преступников на родину и обезвредить, а если удастся, то и превратить в свое орудие. По чекистской легенде, Дзержинский доложил о хитроумном замысле Ленину, который его одобрил, добавив только, что это такая крупная игра, проиграть которую непозволительно.

Мозговым центром операции был заместитель Дзержинского Вячеслав Рудольфович Менжинский, конкретным же воплощением ее в жизнь руководил начальник Контрразведывательного отдела ОГПУ Артур Христианович Артузов (Фраучи), на нее неустанно, в поте лица работали лучшие сотрудники контрразведки. Для вовлечения Савинкова в игру чекистам даже пришлось создать целую фиктивную антибольшевистскую организацию “Либеральные демократы” со своей программой, фракциями и разветвленной сетью - и заставить в нее поверить: поставить множество правдоподобных инсценировок, сфабриковать кучу подложных писем и документов, в том числе и “секретных” - о деятельности Красной Армии и Коминтерна… В деле были использованы и те агенты самого Савинкова, которые засылались им в Россию и попали в руки чекистов, - адъютант его Леонид Шешеня и начальник комитета НСЗРС в Вильно Иван Фомичев.

Специальный посланец мифических “Либеральных демократов” Андрей Павлович Мухин совершил несколько пропагандистски-разведывательных вылазок за границу и, добравшись до Парижа, куда к тому времени переместился Савинков, принялся убеждать его, что антисоветскому подполью в России не хватает вождя и что таким вождем может быть только он, Савинков, - словом, армия готова, приди и веди к победе!

Великий конспиратор, конечно, поддался не сразу: для начала послал вместо себя свою “правую руку” - отчаянно смелого, жестокого, не раз проверенного в боях полковника Сергея Павловского. Был схвачен и Павловский. На первых порах отпирался, менял тактику, пытался даже бежать с Лубянки (откуда никто никогда не выходил по своей воле): вымывшись в бане, лихой полковник оглушил дежурного кирпичом. Но тут же был скручен и после этого сломался, стал работать на ОГПУ - забросал шефа завлекающими письмами.

Письма Павловского подействовали, - Савинков дрогнул. В конце концов, рутинная жизнь в эмиграции, уже истомившая его, человека азарта и дела, упреки в бездеятельности толкали к решительному шагу. Ему казалось, что непосредственное участие в борьбе внутри России даст его организации второе дыхание, заставит западные правительства поддержать ее. Денежные субсидии от них уже иссякли, а новых не предвиделось. Последний из политических лидеров Европы, с которым встречался Савинков, - Муссолини. И как ни давал понять, что фашизм близок ему и психологически, и идейно, дуче денег не предложил, вручил только свою книгу с дарственной надписью.

“Живу в водосточной трубе и питаюсь мокрицами”, - повторяет Савинков в письмах излюбленную фразу из Чехова. А в дневнике записывает: “Не забыть - неукоснительно, каждое утро - 5 стр. из Достоевского, час на правку рукописи, чистить ногти (1 раз в 3 дня подстригать)…” Страсть к порядку, конечно, похвальная вещь, но разве это про того человека, жизнь которого всегда вертелась, как вестерн, боевик о боевике?

Пока Савинков томится, основательно запутанный и опутанный чекистами, которые на длинном поводке начинают постепенно тянуть его к себе, здесь, на Лубянке, уже знают о нем если не все, то гораздо больше, чем он может предполагать.

Из показаний арестованных Сергея Павловского и начальника террористического отдела НСЗРС М. К. Гнилорыбова известно до мельчайших подробностей: и диктаторство Савинкова в организации, и то, что он занимается продажей информации, получаемой от своих агентов, западным правительствам и разведкам, и что штаб его находится в Париже, где проживают и ближайшие помощники - личный секретарь Любовь Ефимовна и ее муж Александр Аркадьевич Дикгоф-Деренталь.

Павловский расписывает место и времяпровождение своего шефа по минутам. Вот он встает в восемь часов утра в своей квартире на тихой улочке де Любек и отправляется в парикмахерскую, бриться, - “улица за углом, на левой стороне”. На голове котелок или соломенная шляпа, костюм темно-серого цвета, пальто - тоже серое, однобортное, в руках камышовая трость. Затем возвращается домой и завтракает - завтрак готовит экономка - в привычной компании: с ним, Павловским, и Любовью Ефимовной… Перед обедом - прогулка, минут на десять. Затем сам пишет корреспонденцию или “роман из современной войны, который скоро должен быть закончен”. В 5–6 часов - обед, без определенного места. По вечерам, часов в девять, иногда уходит в гости, все к тем же супругам Деренталь, откуда возвращается домой к полуночи…

Павловский словно дразнит ОГПУ - вот она, мишень, такая отчетливая, яркая, - достаньте, если сможете!..

В досье Савинкова есть сведения, проливающие свет на стратегию его “обольщения” чекистами в Париже, - сведения, которые при публикации материалов дела в советской печати старательно вымарывались и до сих пор не были известны. Прежде всего - из показаний самого Савинкова на допросе 21 августа 1924 года. Борис Викторович утверждает, что в последнее время он уже усомнился в правоте своей борьбы и даже склонен был заявить о прекращении ее…

“Заявления я не сделал. Я не сделал его потому, что ко мне из России приехали люди, посланные ГПУ. Эти люди сказали мне, что, конечно, возлагать надежду на нас, “старорежимных антикоммунистов”, нельзя, но что в России народилось новое поколение и что оно во имя русского народа борется с коммунистами.

Это была неправда, но я этого, конечно, не знал. И я сказал себе: “Если это так, если действительно в России нашлись такие революционные силы, то, может быть, я не прав, и, может быть, русский народ не с РКП”. И я решил ехать в Россию.

Да, я подозревал, что со мной играют. Да, я считал, что у меня есть 80 процентов на арест, но моя революционная совесть не позволяла мне оставаться в Париже. Я должен был все равно какой ценой решить для себя вопрос: ошибся ли я, начиная борьбу против РКП, или нет?.. Я ехал… с тем, чтобы увидеть все своими глазами и услышать своими ушами и, увидев и услышав, решить, что делать, бороться ли дальше или сложить оружие. Если бы посланные ко мне люди сказали бы, что народ с РКП, я бы еще в Париже заявил, что прекращаю борьбу…”

О том же Савинков будет говорить и на суде (в опубликованной якобы “полной” стенограмме суда это место изъято):

“Вот тут-то как раз приехали ко мне из России… приехали и ввели меня в очень глубокое и очень тяжелое заблуждение. Это глубокое и тяжелое заблуждение было уже окончательно для меня ударом. Они мне сказали… что в России происходит очень значительный процесс, такой: те молодые люди, которым в момент революции было шестнадцать - семнадцать лет и которые теперь становятся уже более или менее взрослыми людьми… восприняли очень многое от коммунистов, но не все… Они говорили новые для меня вещи. Я же был в эмиграции… И что эти вот новые люди борются с вами, и что вот это и есть настоящая борьба, потому что она не из-за границы и не с помощью иностранцев, а потому что она идет из глубин России, это русские люди, и русские люди из народа борются с вами.

Я должен сказать, что я мало поверил в глубине души этим людям. Мало. Я должен вам сказать, что много и много сомнений они во мне возбудили, разных сомнений, но я без внимания оставить то, что они говорили, не мог.

Вот пять лет моей борьбы, моего боя с вами. Я стоял на пороге полного отказа от этого боя. Приходят новые люди и говорят: мы новые люди, и вы были правы, ведя этот бой, он кончился неудачей для вас, да, но мы продолжали и продолжим по иному пути, чем вы… И я стал думать о том, что я должен во что бы то ни стало поехать в Россию… и проверить - насколько эти люди, очень толковые, но очень мне подозрительные, насколько они правы…”

В признаниях Бориса Викторовича есть, конечно, изрядная доля лукавства: разоружаться в Париже он вовсе не собирался. Был случай, когда его пригласил к себе советский полномочный представитель Красин и предложил явиться на родину с повинной. Савинков гордо удалился, дав понять, что ни на какие сделки не пойдет, чем вызвал шумное одобрение эмиграции. Да и вряд ли теперь он, будучи на 80 процентов уверен в обмане, пошел бы так легко на заклание. Все это надумано уже потом, на Лубянке, под гнетом новых обстоятельств. Но в фактической стороне дела, в решающем влиянии гостей из Москвы, - в этом сомневаться не приходится. Именно так: был на распутье, а они - ввели в заблуждение, увлекли, заманили, подтолкнули…

Операция “Синдикат-2” близится к завершению. 4 августа 1924 года, почти уверенные в успехе, руководящие работники Контрразведывательного отдела ОГПУ Пузицкий и Сосновский (Добржинский) подписывают “постановление о мере пресечения”, то есть постановление на арест Савинкова.

А сам объект их внимания - уже в дорожных заботах. Под присмотром приехавшего за ним из Москвы представителя “Либеральных демократов” Андрея Павловича Мухина пишет последние распоряжения, передает свой архив вызванной из Праги сестре Вере и укладывает чемодан.

Его неразлучные друзья и помощники Любовь Ефимовна и Александр Аркадьевич Деренталь тоже собираются в путь.

Только ли общая борьба связывала эту троицу?

Они познакомились еще до революции, в Париже. Вместе вернулись в Россию в 1917-м, а через год дом Деренталей стал конспиративным убежищем Савинкова. И дальше их пути уже не расходились, куда Борис Викторович - туда и они. Восстания в Верхнем Поволжье, бои в Казани, колчаковская Сибирь, Париж, Варшава, Мозырский поход, снова Париж - всюду вместе. Дружба, проверенная временем, лишениями и опасностями войны.

Александр Аркадьевич, хотя ему было далеко до славы Савинкова, тоже имел революционное прошлое: будучи членом партии эсеров, он участвовал в убийстве царского провокатора, священника Гапона - и тоже проявил себя как литератор и журналист, хотя не так ярко, как его друг. В их отношениях он как-то естественно занял второе, скромное место - за лидером. Тем не менее это был очень эрудированный человек, знавший несколько языков, хорошо ориентировавшийся в хитросплетениях мировой политики, - недаром Савинков называл его “моим министром иностранных дел”.

У Любови Ефимовны главными достоинствами были красота и молодость, достоинства для женщины и сами по себе достаточные. Тем более если учесть, что она умела ими пользоваться. Ее отец, присяжный поверенный из Одессы Броуд, проиграл когда-то казенные деньги в Монте-Карло и вынужден был стать эмигрантом, осел в Париже, занялся журналистикой. Так его дочь стала парижанкой. В 1914 году она вышла замуж за Деренталя, но не увязла в быту и в пристрастии к шляпкам - занималась балетом, пыталась сниматься в кино, зарабатывала переводами. Вероятно, и теперь в Париже, после долгих скитаний, она - способная, сообразительная, умеющая расположить к себе и очаровать - стала неплохой помощницей суровому рыцарю долга Савинкову, не говоря уж о том, что скрасила своей женственностью его холостяцкое житье. К тому времени Борис Викторович успел дважды жениться, был отцом троих детей, но семейная жизнь не сложилась, и еще раз обременять себя брачными узами он не хотел: теперешнее положение его вполне устраивало. Зинаида Гиппиус, питавшая к нему нескрываемую симпатию и опекавшая его как писателя, ревниво отмечала в Любови Деренталь как раз чисто женское: розовый пеньюар и обилие цветов в доме, запах духов… “Типичная парижанка, преданная мне до могилы”, - исчерпывающе определил свою секретаршу в разговоре с Гиппиус сам Савинков.

Интимная жизнь - не тема для исторической хроники, но тут случай особый. Слишком уж важны для последующих событий личные отношения Деренталей и Савинкова, чтобы обойти их молчанием.

Все говорит о том, что перед нами не просто три человека, а любовный треугольник. Об этом свидетельствуют и современники наших героев, и, вслед за ними, исследователи их жизни, это же подтверждают найденные теперь материалы. Причем стиль отношений между Савинковым и Деренталями, баланс внимания и чувств убеждают: треугольник этот не драматический, с острыми углами, а сглаженный неким примирением, взаимным согласием.

Поезд Париж - Варшава. В польской столице остановка лишь на день, под чужими именами. Прощальный ужин с соратниками - 12 августа. Один из них - проницательный и едкий писатель Михаил Арцыбашев - говорит Савинкову про Андрея Павловича:

Что-то ваш провожатый смахивает на Иуду…

Я старая подпольная крыса, - парирует Савинков. - Я прощупал его со всех сторон. Это просто новый тип, народившийся при большевиках и вам еще не знакомый…

Тот же Арцыбашев оставил кроме этого свидетельства еще и описание внешности своего визави и его спутников, описание выпуклое, хотя, может быть, и чересчур злое:

“Бледная маска со странным разрезом глаз и лысым черепом… Невысокий, худощавый, с бритым лицом не то актера, не то иезуита… Это Савинков… Длительное пожатие небольшой, но твердой руки… Улыбка оживляет его лицо: оно становится нежным, тонким и привлекательным…” “Тоненький, белокурый Деренталь - тип офранцузившегося русского бульвардье - рассказывал анекдоты…” И “только высокая, черная и худая, хотя небогато, но с парижским шиком одетая мадам Деренталь сидела молча, поставив на стол острые локти тонких рук, увешанных слишком большими и слишком многочисленными браслетами. Она, казалось, внимательно и осторожно следила своими мрачными, черными еврейскими глазами за всеми нами, но преимущественно - за самим Савинковым. Можно было подумать, что она боится какой-нибудь неосторожности с его стороны…”.

На вопрос Арцыбашева, не страшно ли ей, женщине, ехать в Россию, Любовь Ефимовна небрежно бросила:

Я привыкла ко всему!

Ужин не затянулся - ждал поезд. Несколько напутственных фраз. “Савинков галантно приподнял свой парижский котелок, зашелестело шелковое манто, как-то незаметно скользнул белокурый Деренталь… а затем все исчезло”.

Впереди - граница. С властями Польши переход согласован заранее.

Возвращение Савинкова в Россию было тщательно спланировано и подготовлено, назвать его добровольным можно лишь условно: через границу его вели за руку чекисты, хотя сам он об этом только подозревал. Подозревал, но верил в свою звезду, в то, что ему, как всегда, повезет.

Ловушка расставлена - надо только, чтобы ничто не спугнуло зверя.

Примечания:

Чекист А. П. Федоров - ему отводилась в операции центральная, самая сложная роль.